"ЗЕРКАЛО В НЕБЕ"
Ливия, г. Тобрук, 1990 г.
После смерти моего отца его второй пилот,
лейтенант Алексей Юркевич, впал в прострацию. Он почему-то решил, что косвенно
виноват в его гибели. Возможно это состояние наложилось на какие-то иные его
страхи и эмоции, но, в результате, он отказался летать и был списан с летной
работы. А куда идет молодой военный специалист, не способный выполнять свою
основную работу? Правильно, он идет в политработники или в особый отдел, армия
сохраняет вполне работоспособного офицера, владеющего всеми необходимыми
знаниями об особенностях работы в данном роде войск. Все довольны.. Юркевичу
предложили последнее – особый отдел. В 60-е, когда мы жили уже в Москве,
Алексей Юркевич или, как я его тогда звал, дядя Леша, был уже генерал-майором в
доме на Лубянке. Но то внутренне чувство вины перед нами у него осталось и
поэтому он часто бывал у нас, помогал, чем мог. Именно он предложил мне
накануне выпуска из школы пойти учиться в «военное училище для переводчиков» -
так он назвал тогда ВИИЯ, одно из самых престижных военных учебных заведений в
Союзе. Тогда, я это хорошо помню, я с некоторым возмущением отверг это
предложение, заявив, что «стоять за чужой спиной и переводить чужие мысли? У
меня своих достаточно!» Но вот что я не
могу никак до сего времени вспомнить, так это кто именно, как и в какой момент
изменил мои «твердые убеждения», в результате чего я оказался прямо в ВИИЯ.
Убей Бог, не помню! Но это так, к слову.
Мы с ним много разговаривали на различные темы,
для него, я полагаю, это было участием в процессе моего воспитания. Впрочем, я
был не против, ибо разговоры всегда получались очень интересными. Однажды он рассказал, что вскоре после того,
как он начал работать особистом в одной из авиационных частей, он заболел
страшной болезнью «третьего курса», как называют ее медики. Он пояснил, что
студенты третьего курса медицинских институтов, изучая различные болезни,
начинают находить у себя все симптомы всех изученных ими болезней. Страшное
дело осознавать, что ты смертельно болен… Точно такая же болезнь поразила и его
– он начал подозревать всех окружающих в том, что они враги народа, что ими
манипулируют, что они что-то затевают, что они пытаются получить какую-либо
секретную информацию. И самые невинные реплики этих лиц преображались в его
голове в чудовищные антисоветские заговоры. Причем в число этих лиц попадали не
только сослуживцы, но и просто знакомые, попутчики, соседи, родственники, в том
числе братья и сестры, и, страшно сказать, мать и отец… Старшие товарищи
помогли ему избавиться от этой болезни, похожей на паранойю. Они же научили его смотреть на все дела с точки
зрения разведчика, а не контрразведчика. Это
оказалось для него принципиально важным, ибо избавило его от страхов, стрессов,
мучительных раздумий о том, враг ли ему и Советской власти его собственная мать
или все-таки нет? А разница в том, что разведкой движет ЛЮБОПЫТСТВО,
нормальное и похвальное человеческое качество. А контрразведкой руководит ПАРАНОЙЯ,
болезнь, сводящая с ума, когда даже изменение направления ветра или внезапный
дождь расценивается как происки врага. Эти откровения дяди Леши сформировали во
мне совершенно новое видение окружающей нас среды, в первую очередь, людей. И,
когда мне потом по службе приходилось общаться с офицерами особых отделов, мне
всегда было интересно – переболели они этой болезнью или все еще болеют?
Внутренне, при встрече с ними, я весь сжимался, с лихорадочной скоростью
просчитывал варианты своих ответов и реплик, пытаясь найти ответ на один всего
лишь вопрос – а зачем все-таки ты пришел ко мне?
Когда Сагер разрешил мне изучить все материалы,
касающиеся НЛО, я не раз вспоминал дядю Лешу, ибо после этого меня просто
сжигало неискоренимое ЛЮБОПЫТСТВО. Мне было интересно, мне надо было найти
ответы на многие вопросы, которые я ставил сам себе. Никто мне никаких задач не
ставил, это было мое и только мое Дело. Истоки этого чувства лежали не
только в самом характере материалов, но и во мне самом. Несмотря на то, что я
сам видел эти явления, во мне что-то сопротивлялось, что-то в подсознании
отторгало эту «фантастику» и мне надо было преодолеть это отторжение и доказать
самому себе, что это все – реальность, к которой мы оказались
просто не совсем готовы.
Сагер поощрял мой интерес к материалам, давал
разъяснения, вызывал некоторых офицеров,
в том числе и старшего штурмана, отвечающего за обработку этой информации. Я
взял навигационную карту нашего района и наложил на нее маршруты всех НЛО по
материалам Сагера. Все они пересекались в районе пустыни километров в пятистах
южнее Тобрука и трехстах километрах севернее оазиса Кофра, где располагалась
небольшая авиабаза. Район пересечения маршрутов занимал на карте значительное
пространство. Вокруг него были одни пески, не было ни деревень, ни оазисов, ни
колодцев, только пески. Но самое удивительное, что этот район находился почти в
центре заштрихованной на карте зоны с надписью «Запретная зона для полетов
любых летательных аппаратов». Сагер пояснил мне, что выполненная мною работа с
маршрутами была сделана ливийскими
специалистами несколько лет назад.
Главный штаб по ее результатам запретил полеты в этой зоне, чтобы «не
беспокоить инопланетян»…
Сагер, как
я уже сказал, поощрял мою работу с документами, несмотря на то, что они несли
на себе гриф «Совершенно секретно». Он совершенно искренне полагал, что угроза
национальным интересам и безопасности Ливии содержится именно в самом явлении,
а моя работа с этим материалом такой угрозы не несет. Я был для него не только
другом, но и союзником, который мог свежим непредвзятым взглядом со стороны
внести что-то новое в оценку явлений. И я старался, мое любопытство толкало
меня на самые разные авантюры.
Однажды, когда Сагер зашел в свой маленький
кабинет, я заметил, что он очень плохо выглядит. Его мучила неизлечимая
аллергия, из-за которой его списали с летной работы. Он ездил по самым
знаменитым медучреждениям Европы – в Германии, Италии, во Франции, - но нигде
ему не смогли помочь. Но в такие минуты, как в тот момент, он был необыкновенно
разговорчив, он сам это отметил, сказав, что так он отвлекается от внутреннего
дискомфорта. Зная это, я задал ему несколько вопросов. «Эфендум, я отметил, что
примерно 75% всех полетов НЛО носит линейный характер. То есть они просто летят
по прямой из пункта А в пункт Б. При этом основная масса наблюдений отмечает,
что они летят на юг, в зону Х (так я назвал зону пересечений маршрутов в
пустыне), а в обратном направлении летят только единицы. Как Вы думаете, с чем
это связано? Или полеты в северном направлении происходят скрыто от нас или они
выбирают другие маршруты? Есть ли аналогичные наблюдения в других районах
Ливии?» Сагер начал отвечать размеренным голосом, но потом увлекся, подошел к
карте, отметил, что действительно основная масса возвращается, судя по их
курсам, из Европы, со стороны Италии и
часть – со стороны Балкан. Потом сделал пометку для себя запросить
дополнительные материалы из Триполи, касающиеся аналогичных наблюдений. Одним
словом, он оживился, стал шутить, весело расхаживать по комнате.
Я задал следующий вопрос: «Оставшиеся 25% полетов
носят маневренный характер, в частности, в районе нашей авиабазы. Как Вы
думаете, эфендум, какие цели преследуют эти полеты? Они не регулярны, не
постоянны, по крайней мере, те, что мы наблюдали. Но они происходят время от
времени, они что-то изучают? Что именно?» Сагер задумался. «На мой взгляд, они
сканируют все, что возможно, - частоты радаров, радиочастоты, энергетические
характеристики двигателей, летные параметры самолетов, может еще что-то, кто их
знает…» Он помолчал, задумавшись, потом продолжил: «Возможно, они сканируют и
мозг человека… И не только сканируют, но и воздействуют на него… Ты знаешь, моя
аллергия появилась внезапно примерно через месяц после моего столкновения с НЛО
в небе… Возможно, это как-то связано… Во
всяком случае, я никому этого не говорил, но мне кажется, что они нас
просканировали…» «А остальные летчики, вас же четверо было?» «Трое, в том числе
и я, списаны с летной работы по разным причинам. Летает пока один». Мне немного
стало не по себе – я ведь тоже попал тогда в поле зрения прожектора-сканера,
когда они занимались самолетом Новожилова… Может, меня не заметили или
посчитали, что это просто букашка на скамейке… С сигаретой… Впрочем, пока еще
никто не умер.. Или умер, но мы не знаем? Я был, похоже, выбит из колеи.
А мое ЛЮБОПЫТСТВО толкало меня дальше. Придумав
благовидный предлог, я зашел к главному инженеру одной западногерманской
строительной компании, который помог нам с Бандурой построить танкодром.
Инженер бегло говорил по-русски, любил выпить, чем мы не раз занимались без
злоупотребления у наших друзей поляков. Кстати, его близкий друг, начальник
радара «Сименс» из систем ПВО, женился на медсестре полячке. На его свадьбе мы,
конечно ж, злоупотребили, а то как-то невежливо получилось бы.
Звали инженера не то Макс, не то Ганс, не помню,
пусть уж он извинит меня, буду звать его Максом. Отличался он какой-то детской
непосредственностью, общаться с ним было легко и приятно. Вот и в этот раз он
встретил меня радостно, шумно, с ходу спросив: «Выпить с собой ничего нет?»
«Только дома, великолепный итальянский спирт от моряков» «О-о-о! Чего ж мы
тогда стоим… Поехали!» Вот так просто, без выкрутасов и дипломатических
экивоков он напросился ко мне на обед. И мы поехали ко мне. Но за те пять минут
в его кабине я уже получил нужную мне информацию. Дело в том, что еще в первые
визиты к нему я обратил внимание на обычную школьную доску, на которой чисто с немецкой аккуратностью была вычерчена
белой краской таблица. В таблицу мелом вносилась информация о заказах,
заказчиках, характере объекта, его месторасположении, цена и другие сведения.
Основная масса заказов – строительство школ, пары мечетей, жилые дома, особо
выделялся заказ на строительство городка охраны нефтеперегонного завода. Это
был самый крупный заказ, стоимостью в полтора миллиона долларов, заказчик –
Министерство обороны. Но в этот раз я
заметил новую запись. Объект, стоимостью в 25 миллионов долларов по заказу
Минобороны, расположен севернее оазиса Тазербо, это примерно в 600-ах
километрах к югу от Тобрука, как раз по дороге на Кофру.
Дома Галя быстро сообразила нам на стол, не забыв
поставить черную литровую бутылку вкуснейшего итальянского спирта, которым меня
снабжал Абдо Раззак, начальник техпозиции флота и, как обычно, после первых
двух-трех рюмок, начался серьезный разговор.
«Извини, я даже не спросил тебя, что привело тебя
ко мне? Какое-нибудь дело?» - спросил слегка захмелевший Макс. «Конечно дело. Я тут уже несколько месяцев
наблюдаю, как колонны строительной техники с эмблемой вашей компании уходят на
юг, по дороге на Кофру. Ну и испугался, что ты тоже уедешь… Вот и зашел».
«Нет-нет, не волнуйся. База компании здесь, и место мое здесь, хотя туда я
выезжаю часто, каждую неделю. Ну и пустыня там! Сплошной песок, ни одной
колючки, одни барханы кругом.» «Я думал, что Тазербо райское место. Озеро, леса
на склонах холмов, даже не верится, что в пустыне есть такие островки
Швейцарии…» Макс подозрительно посмотрел на меня, погрозив пальцем: «Ага,
усмотрел уже… Это секретная информация, нас специально предупредили. Но, раз ты
уже знаешь, и ты русский офицер, и ливийцы доверяют тебе больше секретов, чем
сами знают, то, думаю, тебе можно сказать».
И он рассказал мне много интересного, настолько
интересного, что мое ЛЮБОПЫТСТВО было частично вознаграждено. Объект, по
словам Макса, очень странный, это не военная база, не городок для какой-либо
бригады, скорее всего это похоже на научно-исследовательский центр. Большая
часть зданий спланирована под лаборатории, есть ангары со странными
фундаментами внутри под какое-то, неизвестное Максу, тяжелое оборудование.
Большое хранилище для горючего, установили две полевые западногерманские
дизельные установки для выработки электроэнергии, причем каждая из них такой
мощности, что хватило бы на пол Тобрука. «Но что там можно изучать? Пески?
Правда, есть одно интересное здание, похоже, они ставят там обсерваторию,
здание под телескоп. Но не знаю, не уверен, странное оно какое-то. И нам ничего
не говорят!».
Мы перешли в мой кабинет, закурили. Галя принесла
кофе. Макс, вообще-то, неравнодушен был к ней, впрочем, не он один. Он завязал
с ней разговор, сообщил новости о «новобрачных» (его друге немце и полячки), у
которых, как ни странно, все складывалось просто прекрасно по его словам. Я же
достал из шкафа карту и внимательно изучал интересующий меня район. Увы, глазу
зацепиться здесь было не за что, одни пески. Разве что дорога на Кофру... Я
довольно невежливо перебил заливающегося соловьем Макса: «Ну-ка, ткни пальчиком
в карту, где тут ваш суперобъект?» Макс, недовольно посмотрев на меня, уставился
на карту, потом очертил кружочек радиусом в сотню километров и сказал: «Здесь
где-то…» «А точнее нельзя?» «Владимир, это вам, военным, карта дом родной. Но
точнее можно. Значит так, от перекрестка, что возле Шарика, отсчитай по шоссе
365 км, там направо пойдет грунтовая, виноват, грунта тут нет, песчаная дорога
прямо на запад. По этой дороге, хоть она и виляет, проехать по спидометру 87 км
и попадешь к нам. Да, на шоссе поставили указатель с эмблемой нашей компании,
это чтоб наши водители не проскочили». Это было больше, чем я ожидал. Я кинулся
к столу искать свой курвиметр, а Макс вернулся к великосветской беседе с Галей,
которую, кстати, все это весьма забавляло.
Искомую точку я нашел быстро, она лежала
километрах в пятидесяти от условной границы условной зоны Х. Я был уверен, что
эти два объекта – ливийский НИИ в пустыне и зона Х – связаны между собой. Но
что же ливийцы собрались там изучать? ЛЮПОБЫТСТВО мое, удовлетворенное только
частично, начало задавать новые вопросы…
У меня не было никаких шансов попасть на этот
объект. Разве что вместе с командующим? По моим данным, он уже несколько раз
бывал там вертолетом. Но что я ему скажу? Откуда знаю об объекте? И вообще,
зачем мне это надо? Но тут командующий сам помог. Нет, меня он с собой не взял,
он просто попросил у меня на три-четыре дня Тойоту для поездки на юг. Но вот
его водитель, который пригнал мне машину обратно и тут же во дворе дома стал ее
тщательно отмывать от пыли и грязи, рассказал, что там идет «грандиозное
строительство, наверное, будет новый город». Видел он много народу, все больше
военные из ВВС, армии. Были большие шишки из Триполи, которые были недовольны,
что еще не готов жилой комплекс, а людей уже надо сажать сюда, а они очень
нежные, ученые одним словом, особенно немцы, которые привыкли к
комфорту… Зато столовая уже работает, только это не столовая, а
бо-о-ольшой ресторан, «мы там ели,
вкусно, лучше чем в «Масире», правда, я в ней не был» («Масира» - единственный современный 5-звездочный отель
в Тобруке, ливийцев с улицы в него не пускают)…
И все-таки с командующим мне пришлось поговорить
на эту тему, правда, по его инициативе. У меня сложились очень интересные
отношения с генералом Салехом Абу Хаджером, я потом подробнее расскажу об этом. Мало того, что
они были просто дружескими, так он проверял на мне различные идеи своего
командования. Ну, например, раз в месяц он улетал в Триполи на совещания,
которые обычно проводил Каддафи, а по возвращении он приглашал меня к себе на
чашечку кофе и… рассказывал все, что он там слышал. Конечно, это не было
«докладом» как по форме, так и по сути. Это была беседа двух друзей, можно даже
сказать, единомышленников. И всегда генерал начинал со слов: «Как ты думаешь,
Владимир, каким образом Москва отреагирует на нашу инициативу…» и далее передавалась
суть инициативы. Или «если мы сделаем так-то, то будет ли возражать ваше
командование здесь, в Ливии?». Потом уже я понял, почему он это делал. Ему
нужен был советник не из своих, с устоявшимся арабо-мусульманским и
специфическим ливийским мировоззрением, а советник со стороны, независимый
эксперт, со «специфическим советским» мнением.
Он, на мой взгляд, совершенно правильно полагал, что наше советское
военное воспитание, основанное на принудительном вдалбливание идей марксизма-ленинизма,
военных наук, а по отношению к нам лично еще и внешнеполитических теорий и
практик, неизбежно должно сформировать в нас фундаментальную базу
мировоззрения, аналогичную и идентичную той, которая содержится в головах
кремлевских руководителей. А отсюда и мое мнение по какому-либо вопросу
обязательно должно быть схожим с мнением нашего руководства. Во всяком случае,
какая-то близость есть и ее надо учитывать, как вероятность ответа или действий
со стороны Москвы. Конечно, и речи не было о разглашении государственных тайн и
секретов со стороны генерала, были просто беседы с «философическим» уклоном о
делах текущих, прошлых и будущих. Но, так или иначе, благодаря этим беседам я
был информирован о внутренних и даже внешних делах Ливии значительно лучше,
чем, скажем Аппарат Главного военного специалиста в Триполи.
Месяца через три после моего обед с Максом генерал
пригласил меня к себе домой на чашечку кофе с небольшой порцией философии. Наши
«симпозиумы» проходили обычно в уютной библиотеке генерала. Книг у него было
очень и очень много, что для арабов большая редкость. Некоторые книги он
написал сам, например, об обороне Тобрука во Второй мировой войне, один
экземпляр которой с дарственной надписью хранится у меня дома в Одессе.
Интересно, что эта книга вышла с грифом «Совершенно секретно», на что генерал с
сарказмом сказал: №Она печаталась в военной типографии, а все, что там
печатается, секретно!»
В тот вечер генерал был мрачен и хмур, но встретил
меня, как всегда, приветливо. Ординарец, генерала, он же его водитель,
телохранитель и кухарка с оригинальным именем Мухаммед принес нам кофе в
большом кофейнике, арабские сладости, орешки, в общем все, что полагается для
беседы, и удалился. Генерал помолчал, а затем задал неожиданный вопрос:
«Владимир, ты за последний месяц встречался с НЛО?» У меня внутри что-то ёкнуло. Генерал знал о
моих наблюдениях, читал некоторые отчеты, которые представлял ему Сагер. Но я
почувствовал, что вопрос задан неспроста, да еще после встречи с Каддафи. «Да,
эфендум, где-то около месяца назад. Я назвал его «Зеркало в небе» за необычный
блеск поверхности» «А точно дату не помнишь?» «Ну, у меня записано… Кажется
25-го…» «Это через два дня после полета того сумасшедшего русского пилота?» Это
он про Костика и нашу с Костиком авантюру. «Да, примерно так» «В Триполи
считают, что этот полет вызвал бурную ответную реакцию со стороны НЛО. В
течение недели эти объекты появлялись в Триполи, Бенгази, над нашими нефтяными
объектами, в Сирте и в других местах.» Я решил форсировать разговор и пошел в
ва-банк: «А что говорят Ваши немецкие ученые? Разве они не наблюдали их в
Тазербо?»
Теперь мой вопрос оказался неожиданностью для
генерала. Не донеся чашечку кофе до рта, он резко поставил ее на столик. На
лице появилось жесткое удивление и, слегка прищурив глаза, он спросил: «Откуда
ты знаешь… О Тазербо?» Я с бодростью, скороговоркой, ответил: «Да об этом уже
на Зеленом базаре слухи ходят. Мол, стоит в пустыне город не город, а так,
исследовательский институт, НЛО изучает. Толком никто ничего не знает,
выдумывают многое. Говорят, например, что работают там немцы из Западной
Германии…» Генерал помолчал, потом, слегка расслабившись и откинувшись на
подушки дивана, серьезным тоном сказал: «Владимир, я, как командующий округом,
лично несу ответственность за обеспечение безопасности этого объекта, за
соблюдением всех норм секретности. Сейчас я вижу, что произошла утечка
информации и я прошу тебя, серьезно прошу, скажи – где эта дыра?» Сдавать Макса
и водителя генерала я не собирался, поэтому свалил все на «строителей и
снабженцев». Потом сказал ему: «Эфендум, это диалектика, все тайное становится
явным, особенно, когда работает на объекте масса народа, когда туда прилетают
гости из Триполи. Думаю, что самым большим секретом в этом секрете являются
сегодня только ваши нестандартные взаимоотношения с ФРГ» Генерал задумался, потом пробормотал: «Да, интересно
получается… Но не расстреливать же их!» «Кого?!» «Да строителей этих… Как я возражал против этого объекта! Но
приказали, повесили на шею округа и мне».
«А почему
вы, эфендум, возражали?» Генерал оживился, уселся поудобнее и спросил:
«Скажи, почему инопланетяне, если НЛО, конечно, имеет инопланетное
происхождение, не идут с нами на контакт?» Ответ у меня был готов, я сам
задумывался над этим. Но я помолчал для вежливости, думаю, мол, затем сказал:
«Три варианта ответов. Первое, они считают нас не готовыми к такому
контакту. Второе. Они считают себя не готовыми к такому контакту.
Третье. НЛО не имеют экипажей и работают автоматически по заданной программе».
Генерал помолчал, затем произнес: «Хорошо, принимаю. Но в любом из этих трех
вариантов есть большое «Но» - все наши
инициативы по установлению контакта, в том числе и огневого, с помощью оружия,
провалились, НЛО активно сопротивлялись, правда, без жертв с нашей стороны. Это
– факт. Почему бы тогда им не расценить размещение нашего исследовательского
центра на границе района их базировании, как новый акт агрессии с нашей
стороны? Увы, в Триполи этого не понимают… Или не хотят понять. Некоторые
политики считают, что если мы установим контакт, то получим мощного союзника в
борьбе со США…». Мне сразу же вспомнился Сагер с его надеждой на то, что «НЛО
помогут справиться с американской агрессией»…
«Эфендум, Вы сказали «район их базирования».
Значит, что-то там наблюдалось?» «Да, НЛО там появляются и потом исчезают. Вот
они есть и в следующее мгновение их нет. А потом прямо в воздухе возникают и
уходят на север. Мы обследовали весь район, и пешими патрулями, и машинами, и
вертолетами, - нет никаких следов, одни пески».
Потом генерал попросил меня рассказать о «Зеркале
в небе». Я вкратце передал ему выжимки из своего рапорта по этому наблюдению.
Мы поговорили еще немного и я откланялся. Получил я от этой встречи гораздо
больше, чем ожидал. Генерал признал и
подтвердил наличие государственного военного научно-исследовательского центра в
пустыне в районе Тазербо. Он так же прямо указал на его основную цель –
изучение НЛО и установление контакта с инопланетянами. ОН подтвердил, что
«район Х», как я назвал центр пересечения маршрутов НЛО, является, по мнению
ливийского командования, районом базирования НЛО. И. наконец, он сообщил, что
ливийском политическом руководстве есть лица, делающие фантастическую ставку на
союз с инопланетянами… А, еще, он не
опроверг факт наличия странного сотрудничества ливийцев с ФРГ, о котором,
кстати, уже ходили смутные слухи в нашей прессе.
Я очень жалел, что Костик уже убыл на родину, так
хотелось поделиться с ним этими новостями. Именно Костик был тем самым
«сумасшедшим русским пилотом», вызвавшим, по мнению Триполи, такую активизацию
полетов НЛО. Когда месяц назад я пытался придумать способ нанести визит в
район строительства НИИ в Тазербо и не находил ни одного приемлемого пути, меня
посетила Муза, посидела минут пять и ушла. Но за эти пять минут меня осенило –
«если гора не идет ко Мухаммеду, то Мухаммед идет к горе». Зачем мне лично
лезть туда? У нас в распоряжении целая эскадрилья МиГов… Правда, там запретная
зона…. И я пошел посоветоваться к Костику. Идея туда слетать ему понравилась.
Костик вообще был парень с авантюрной жилкой, полеты в зону, коробочки с
бесконечными «конвейерами» ему надоели, хотелось что-то нового, остренького.
Поэтому он сразу сказал «Да!!!» Он же сообщил, что есть удобный вариант – через
неделю по программе он должен облетывать самолет, вышедший из ремонта. В программе облета есть такой элемент –
«разгон», т.е. выход по прямой на максимальную скорость. Для выполнения разгона
требуется как минимум сто километров. В западном направлении лететь нельзя, там
авиабазы, полеты, гражданские авиалинии, а согласование займет месяц, не
меньше. На Север, в сторону моря, запрещено категорически, там американский
флот, черт их знает, что они подумают. В восточном направлении – Египет,
исключено. Остается только южное направление. Далее Костик думал примерно так:
«Если я, выполняя отдельные элементы испытания, выйду вот сюда, в точку 300-350
км к юго-западу от Тобрука, а потом развернусь на курс 100-120 градусов, т.е.
на юго-восток, и начну программу разгона, только не сразу, не сразу,
постепенно, то выхожу как раз в район цели. Пойдет!»
Так он и сделал. Перед вылетом Женя Белый
установил на его самолет фотокамеру, это уже сам Костик позаботился, сказав:
«Ну что ты поймешь из моего рассказа. Лучше я тебе картинки привезу». Уже у
самолета я сказал ему, что может быть скандал. Костик отмахнулся: «Не впервой.
Да и что мне сделают, у меня через две
недели срок командировки кончается..» И ничего ему не сделали ведь.
Костик выполнил свою программу с блеском. Когда он
вошел в запретную зону ожила рация. Оперативный дежурный ПВО потребовал
немедленно прекратить полет, иначе могут быть осложнения. Костик ответил, что
не имеет права прерывать программу испытания, подписанную Сагером.
Предупреждения шли одно за другим, но Костик стоял на своем: «Осталось 50
секунд разгона, потом возвращаюсь». Ракет ПВО мы с ним не опасались. Накануне я
съездил в штаб дивизии ПВО и уточнил дислокацию зенитно-ракетных средств
округа. В том районе их не было вообще. Одним словом, Костик изящно завершил
«разгон», снизившись над объектом, развернулся и, пройдя над целью еще раз, не
торопясь отправился домой. Встретили его на стоянке я и Женя Белый, который в
мгновение ока снял кассету и побежал к себе проявлять и печать фотоснимки. К
вечеру у меня уже был снимок из 20 фотографий, аккуратно склеенных в виде карты
и более полусотни снимков россыпью. Более того, Женя привязал объект к
географическим координатам, определил масштаб. Внешне на снимках не было
чего-то с ног сшибающего – дома, площадки, ангары, уже готовые и строящиеся.
Но, зная предназначение этих построек, смотрелись эти снимки просто
завораживающе.
А что
Костик? А ничего. Его вызвали к Сагеру, где устроили «разбор полетов» в прямом
и переносном смысле. Я там присутствовал и с удовлетворением принял решение
«консилиума» - все действия признаны правильными и правомочными в соответствии
с уставами, инструкциями, наставлениями и программами. А то, что там зона
какая-то появилась, то для пользы дела нужно было в нее войти, хоть и с
нарушением приказов. Сагер на том и стоял, он вообще своих в обиду не давал.
Костик в его глазах даже слегка героем стал…
А сам Костик с чувством удовлетворения благополучно убыл в срок домой, в
Союз. Одним словом, моя авантюра удалась…
А через два дня я увидел то самое «зеркало в
небе», о котором потом расспрашивал генерал Салех. Я ехал в сторону ангаров,
где уже стояла толпа наших техников в ожидании конца рабочего дня, время было
около часа дня. Неожиданно в глаза мне блеснул солнечный зайчик с неба, да
такой сильный, что я непроизвольно затормозил. Остановившись, я выскочил из
машины, автоматически выдернув ключ зажигания из замка. То, что я увидел, меня
просто потрясло. На юг удалялся от нас … самолет? Нет, очень уж
непропорционально толстые крылья. Да и какой самолет сегодня? От нас на юг, на
Кофру, дважды в неделю летал рейсовый «Фоккер», а этот совсем на него не похож.
Пока я в темпе размышлял, объект вновь блеснул зайчиком. НЛО! Днем, над базой…
Я выхватил из кармана карандаш, замерил угол места цели. В руке у меня все еще оставался
ключ зажигания и я использовал его для замера ширины цели, точнее – размаха ее
«крыльев», она точно уложилась между двумя зубчиками ключа, потом дома замерю в
миллиметрах… Тут я вспомнил, что в машине у меня лежит бинокль. Быстро выхватив
его из футляра, я направил его в сторону цели, которая приблизилась к нижней
кромке облачности. Правда, облака были так себе, редкие и жидкие. Через оптику
цель представлялась просто фантастической, впрочем, такой она и была на самом
деле. Гладкая поверхность без каких либо пятен, отверстий или дырок. Сама
поверхность сверкала, как ртуть (тут в голове пронеслись слова Сагера, когда он
описывал атакуемый им объект. Именно как ртуть, а не серебро, например. Цвет
ярко белый, но с сероватым оттенком, и очень уж блестящий… Толстые «крылья», на
верхней плоскости надстройка, не очень широкая, внизу небольшой шаровидный
выступ, что вместе создавало вид фюзеляжа самолета. В эти мгновения цель вошла
в облачность, но продолжал сверкать через кисею облаков. Очень хорошо, осталось
выяснить высоту облачности и у меня будут все данные для расчетов.
Когда я выскочил из машины, то наши спецы в
недоумении замахали мне рукой, давай, мол, к нам. В ответ я выкинул руку в
сторону НЛО и проорал, что было силы «Смотрите!» Они развернулись и замерли,
уставившись в небо. Потом начали жестикулировать, показывая на объект или
отдельные его части, не знаю, видел только это. Я вспомнил про компас, открыл
его и приблизительно определил курс цели. В это время на стоянку вкатился
самолет Новожилова, я вскочил в Тойоту и поехал к нему. Возле самолета я с ходу
спросил Новожилова: «Какая высота облачности?!» «Да что вы сегодня все…
Диспетчер вон дважды запрашивал про высоту… Пять тысяч ровно высота…
Подниматься пришлось самому…» Тут он, отдуваясь, соскочил наконец со стремянки
на бетон и спросил: «Что, собственно, случилось-то? А то и у диспетчера голос
был истерический, почти как у тебя сейчас». Я ему рассказал об НЛО, который к
этому времени уже исчез за облаками. Новожилов сразу стал серьезным: «Что, вот
так вот прямо над базой? Что ж они меня не предупредили?» раздраженным голосом
произнес Новожилов, бросив взгляд на диспетчерскую вышку. Да, это их прокол,
они обязаны предупреждать о всех самолетах и летающих объектах над аэродромом
во время полетов своих самолетов. Скорее всего, они обнаружили НЛО уже после
его прохода над базой… А что же радары ПВО? А они просто его не видели, это
выяснилось уже на следующий день во время совещания у Сагера.
Дома я пересчитал несколько раз все данные. Высота
облачности дала мне один из катетов треугольника, еще у меня был угол места
цели. Сразу же определилась и гипотенуза этого треугольника, т.е. фактическая
дальность до цели. А она уже позволила определить размах крыльев объекта,
который составил 380-420 метров!!! Вот это объект! Почти в полкилометра
диаметром! Мои данные почти совпали с расчетами диспетчеров на вышке, они дали
размеры объекта 350-400 метров по ширине и 80-100 м по высоте. Надо ж, а не
догадался замерить высоту объекта… К
сожалению, не только я дал маху. У одного из офицеров на вышке был с собой
фотоаппарат, но он вспомнил о нем только тогда, когда НЛО скрывалось уже за
облаками. Представитель штаба дивизии ПВО подтвердил на совещании у Сагера, что
ни один из трех работающих радаров, в том числе и «Сименс», цель не обнаружили.
По их данным в момент наблюдения объекта в воздухе была только одна цель –
Новожилов, которая совершала посадку. Сагер поручил мне опросить наших техников
и представить их наблюдения ему лично на следующий день. Цель наблюдали в этот
день около двух десятков человек, возможно и больше, такое, можно сказать,
массовое наблюдение просто необходимо задокументировать. Что мы и сделали.
Уже после гибели подполковника Хусейна,
последовавшей через чуть более месяца после этих событий, я вспоминал слова
генерала Салеха о том, что полет Костика и деятельность центра в Тазербо вроде
бы расшевелила инопланетян. Если они действительно восприняли эти действия как
акт агрессии, то они вполне могли и сбить самолет Хусейна, загнать его в землю под
невообразимым углом. Но тогда это означает, что мои проклятья слышали не уши
Господа, как я предполагал, а уши «чужих»!
Радары ПВО неопознанные объекты не наблюдали. В
следующей истории я расскажу о том, как наблюдал маневры НЛО на экране радара.
Такой вот парадокс, но он объясним, что я тогда и сделал. Но об этом потом,
позже…
Комментарии