ИМПЕРИЯ
4
Мой первый преподаватель арабского языка, тогда еще сержант выпускного курса Коля Вашкевич, научил меня и нас не только писать и читать по-арабски, не только азам грамматики, но и сумел заразить нас всех страшной заразой, от которой я не избавился по сей день – интересом, а потом и любовью к арабскому языку. Но он пошел еще дальше, став уже совсем взрослым, Николай Николаевич сделал открытие, которое потрясло все российское (и не только) академическое сообщество, он открыл и доказал поистине мистическую связь между Русским и Арабским языками, назвав это «системой РА».ЗанявшисьСимией, наукой о сокрытых значениях слов, управляющих физической реальностью, он начал изучать причинные связи между знаками и вещным миром. Возьму самый расхожий пример. По какой причине неграмотный крестьянин средневековой Руси, академиев не кончавший и, само собой, арабского языка не изучавший, обозвал птицу сороку «воровкой»? А все оказалось совсем просто (и в то же время достаточно сложным и не до конца понятным). Арабский корень СРК лежит в понятийном поле «красть», «воровать», отсюда слово САРРАКА (ничего не напоминает?) и переводится как «воровка». Другими словами этот крестьянин обозвал птичку по-арабски с переводом на русский! Настоятельно рекомендую ознакомиться с этими трудами, обращаюсь в первую очередь к арабистам. Именно поэтому я и взял цитату из книги Н.Н.Вашкевича эпиграфом к этому письму.
«К настоящему времени абсурдизм занял ведущие позиции не только в искусстве и науке, но и во всех сферах человеческой деятельности. Наступило время реабилитировать здравый смысл». Н.Н Вашкевич, «Симия. Проявление смысла слов, поступков, явлений»
Будучи лингвистами, хотя и военными, мы просто обязаны проникнуть в скрытый смысл понятия и явления «демократия», эра которой внезапно наступила у нас и, надо сказать, наступила на нас весьма болезненно. И если мы поймем ее истинный смысл, то и поймем причины, по коим клятые «партнеры» из Вашингтона так настойчиво проводят «демократизацию» поголовно всех и вся. А заодно попробуем и реабилитировать здравый смысл хотя бы в этом вопросе.
Я уже касался этой темы, кажется, в 4-м письме из «Нашей Ридной Йеменщины». Думаю, что повторение нам не повредит, ибо, как говорит древняя и мудрая йеменская пословица «Ат-тикрар йюаллим, сами понимаете, хумар», что в вольном переводе звучит как «Повторение и самого впертого осла научит». Цитирую:
«Если вы заметили, то определения «демократии» нет по сей день. Многие просто извращаются в попытках дать определение «современной демократии», но ни одно из них не прививается, ибо всё направлено на сокрытие истинного его значения. Я уже говорил вам, что дословный перевод слова «демократия» как «власть народа», «народовластие» - ложный изначально. Попробую показать это, и, может быть, даже доказать.
…Нам ли не знать, что дословный перевод в отрыве от контекста может иметь противоположный смысл. Итак, «демократия» состоит из двух слов – «демос» - народ, и «кратос» - власть. Звучит красиво, но непонятно – «власть народа», «народовластие». Слово «власть» лежит в семантическом поле понятия «насилие», «угнетение». И при дословном переводе возникает непонятка – «насилие народа» над кем? Над самим собой? Сами себя насилуют? Тогда перейдем к понятию «демос», собственно «народ». К «демосу» в Древней Греции, откуда и позаимствован это термин, относились только свободные граждане городов, исключая женщин, т.е. условно 50% свободных граждан.Свободные, но не «граждане», т.е. прибывшие торговцы, гости, одним словом, туристы, правами граждан не обладали. Сельхозпроизводители, крестьяне, арендаторы земель и ферм, правом голоса не обладали. И, наконец, рабы, составлявшие 70-80% населения, ни правом голоса, ни какими-либо иными правами, не обладали. Если приглядеться внимательно, то увидим, что «демократия» есть власть небольшой группы населения, не больше 5% от общей численности, т.н. «олигархи». Именно поэтому сам термин «демократия» изначально ложен, но вот суть его сохранилась по сей день, чем все и пользуются, включая катарцев. И, кстати, небольшое пояснение к слову «олигархия» -«власть немногих»: ὀλίγος (oligos) — «немногий» и ἀρχή (arche) — «власть») — политический режим, при котором власть сосредоточена в руках сравнительно малочисленной группы граждан (например, представителей крупного монополизированного капитала…) Вот теперь все становится на свои места и можно смело давать определение «современной демократии» - это «тоталитарный режим небольшой группы олигархов, замаскированный лозунгами народовластия, всеобщего равенства, любви, свободы, братства…» Ну, и так далее, сами добавите при желании… Цинично, конечно, вся система базируется на лжи в квадрате, но что делать, такова се ля ви на всех уровнях нашей жизни, во всех современных обществах, включая самые продвинутые.» (Конец цитаты)
Другими словами, т.н. «демократия» есть основной, можно сказать – любимый, инструмент западных политтехнологов для управления большими народными массами, кою они однозначно относят к т.н. «электорату» (политкорректный термин) или по-простому - к «черни», «быдлу» «унтерменшам», «биомассе», «бандерлогам», ну, сами еще поищете, найдете как они нас называют… Отметьте при этом, что сами они, извините за грубое выражение, «демократы», эти политтехнологи, отлично знают истинное значение этого термина, а нам просто пудрят мозги. Отсюда и «честные прозрачные выборы», которых по их же мнению просто не бывает по определению, но массы все-таки идут на выборы и даже голосуют, не зная – за что именно, только за голословные обещания… Очень интересно и своеобразно определил эту методику лидер восстания шиитов-зейдитов на Севере Йемена, молодой шейх Хусейн Бадрэддин Хуси (отсюда и название движения – «хуситы»). Первым, кто попытался применить эту технологию, был Ангел Господа, потребовавший себе равных прав, свобод и еще там что-то, за что и был низвержен Господом из райских кущ в преисподнюю и имя сего падшего Ангела – Шайтан или Сатана. Поэтому, продолжает Хуси, все так называемые «демократы» есть слуги Сатаны, выполняющие его волю, создающие на Земле новое подобие Содома и Гоморры. Каждый, кто именует себя «демократом», кто проводит политику «демократизации», есть слуга Дьявола. Здорово, я лично подписываюсь под этим. Жаль, очень жаль, что Хусейн погиб в самом начале восстания, в 2004 году, а я так и не встретился с ним, жаль. (Для справки: хуситы все-таки в 2014 г. победили в Йемене… Только вот как они будут бороться с этими содомитами и с главным логовом Сатаны – со США?)
По сути, в сознании народных масс произошла подмена (а точнее – искусственная замена) понятия «самоуправление» понятием «демократия», а это ж уже две большие разницы! Чувствуете? «Самоуправление» отдельных групп населения с четко ограниченными интересами возможно при любом политическом устройстве – при монархии, республике, авторитарном или тоталитарном режимах, и даже при диктатуре. При всех режимах, кроме… «демократического», ибо основная задача этого режима – охрана интересов олигархата, но не общества, государства. Приведу пару примеров про «самоуправление».
Первым применил эту систему сподвижник Столыпина, редкий по нынешним временам человек – Анатолий Васильевич Кривошеин, который с 1920 года занимал пост Председателя правительства у генерала Врангеля. Задача была архисложная – в условиях гражданской войны накормить всю Белую гвардию Врангеля. Отметим, что это был режим откровенной военной диктатуры. Кривошеин блестяще справился с этой задачей, причем, без применения силы типа продотрядов, продразвестки и т.д.. Он провел аграрную реформу, узаконив передел помещичьих угодий, но, главное, он ввел широкое самоуправление крестьянских масс, создав земства. Вот как описал эту реформу сам Врангель:
«...Переход земли в собственность обрабатывающих ее хозяев и раздробление крупных имений на мелкие участки предрешают изменение прежнего строя земского самоуправления. К трудной и ответственной работе по восстановлению разрушенной земской жизни необходимо привлечь новый многочисленный класс мелких земельных собственников, из числа трудящихся на земле населения. Кому земля, тому и распоряжение земским делом, на том и ответ за это дело и за порядок его ведения. Только на этом начале построенное земское самоуправление я считаю в настоящее время прочною опорою дальнейшего государственного строительства...»(Врангель П.Н. Записки.Т.2., с.256).
Чуете? Успех был стремительный и поразительный – самоуправляющееся крестьянство без вмешательства в их дела чиновников и прочих властей, очень быстро накормили всю армию. Военная диктатура не была «стержнем» крестьянского общества, она была лишь «обручем» удерживавшим земства в рамках некоторых обязательных условий.
Я бы назвал такой политический режим «сословным», хотя не уверен, что это удачное название. Земство есть понятие и явление чисто российское и малопригодное для всего общества. Можно назвать и «цеховым», но уж больно оно средневековьем отдает. Впрочем, это сейчас не главное. Главное то, что опыт Кривошеева был успешно применен при строительстве нового уникального государства, а потому и разбомбленного вдрызг гуманными защитниками «общечеловеческих ценностей». Вы уже поняли, конечно, что речь пойдет о Ливии.
Муаммар Каддафи, хорошо понимая истинную суть т.н. «западной демократии», поставил ее верх…, виноват, ну, в общем, раком, т.е. с ног на голову, вот... Он в буквальном смысле слова перевернул ее. «Западная демократия», как, увы, и наша, имеет пирамидальную структуру – внизу электоральная база, т.е. чернь и мы вместе с быдлом, выше – совет или парламент, состоящий из элиты - избранных или, как у нас, назначенных депутатов, которые сразу, получив депутатский мандат, отгораживаются им от народа. Фактически между ними нет никакой обратной связи и депутаты любого уровня заняты лишь защитой интересов олигархов или своих шкурных интересов. Ну, и на самой вершине этой пирамиды – председатель парламента или облсовета, при этом вся полнота власти находится в их руках, а сама чернь лишь изображает некое участие в делах государства, полностью лишенная какой-либо возможности влиять на дела государства или области, ну, разве что только восстанием, бунтом… Таким образом высшая государственная власть находится на верхушке пирамиды, настолько узкой и тесной, что на ней помещается только один, максимум два человека.
Каддафи высшую верховную власть передал самому низшему звену – собранию населения (муатамар – съезд, сход, конференция) определенного района, при этом нет никаких паразитов-депутатов. В Зеленой книге» он написал – «Нет представителям народа (т.е. депутатов), есть только сам народ». Эти собрания сами решают все свои вопросы и их решения не могут быть никем отменены. Это и есть высшая власть… Членами собрания являются все жители кварталов, деревень, уездов, провинций без каких-либо исключений, кроме несовершеннолетних и психических больных. Поэтому в стране даже нет понятий «электората» и, следовательно, «черни», «быдла», «бандерлогов»… Я старался следить за заседаниями по телевидению, неоднократно присутствовал на заседаниях Тобрукского городского муатамара. Зрелище, надо вам сказать, просто удивительное и для нас непривычное. Полная открытость во всех вопросов, никакого давления каких-либо органов, обсуждения горячие, иногда дело доходило до схваток, но решение принимали! Запомнился один эпизод, который хорошо иллюстрирует это мероприятие, его атмосферу и его суть.
В зале свободных мест нет, постоянно кто-то заходит, кто-то уходит. Стоят вдоль стен, тут же военная полиция (почему военная – уточнял, просто полицейские подразделения дежурят по графику). Обсуждения жаркие, иногда дело доходит до потасовок, тут полиция их и разводит… В этот день обсуждался вопрос о строительстве новой дороги к морю. Дело в том, что плато, на котором стоит город, прорезают узкие вади, ущелью подобные, прорезанные дождевыми потоками. На дне – плодороднейшая почва, что в условиях пустыни является капиталом неоценимым. Земля эта уже давно поделена между семействами, кланами и племенами. Одно плохо – нет к расположенным в вади фермам никаких дорог, проблема, одним словом, особенно, в период дождей. Поэтому и начали строить дороги в сторону моря, которые с первого взгляда никуда не вели. Я еще смеялся, что эти дороги – настоящий подарок для неприятеля в случае высадке морского десанта… В этот день сцепились два клана, нужны две дороги в разных районах, а средства есть только на одну. Каждый доказывал свой вариант, но до драки не дошло. Тут на помост, где стоял стол председателя и секретаря, к маленькой трибунке подошла старуха, которая через микрофон громко заявила, что ее внуку нужны 25 тысяч долларов для поездки на учебу в Германию. Председатель быстро просмотрел какой-то листок, и сказал, что ее вопрос не записан в повестку дня и ей надо зайти в секретариат, где и зарегистрируют ее просьбу. Старуха не ушла, а стала доказывать, что ее внуку надо срочно уезжать. Председатель после короткой перебранки со старухой принял мудрое решение, мол, хорошо, сейчас закончим с дорогой и обсудим вашу просьбу. Но старуха не сдалась, и настаивала на своем, потребовав принять решение немедленно, ей некогда ждать. Еще минут пять перепалки и, наконец, председатель, обращаясь к залу: «Предложение – кто за то, чтобы выплатить уважаемой гражданке 25 тысяч долларов для учебы ее внука… А то ведь не отвяжется». Зал отреагировал немедленно ревом «Дать!! И пусть идет себе…» Проголосовали, все «За». «Все, уважаемая, вопрос решен. Завтра зайди в секретариат, возьми выписку решения для банка и удачи вам… А теперь вернемся к дороге…»
На следующий день я заехал в секретариат, где узнал, что старуха уже все получила – и выписку, и даже успела получить деньги в банке!!! Честное слово, для меня это был небольшой шок! Представил, сколько сил и времени надо затратить у нас на такой же вопрос, сколько ведомств посетить, сколько документов собрать, «откат» хотя бы пообещать… А тут вот так просто – «народ решил!» Народ, а не какие-то безликие чиновники. И ведь действительно, никто не встрял в этот вопрос, ни чиновники, ни власти… Хотя тут я ляп дал – народ здесь и есть власть… И в принципе она могла назвать любую разумную цифру… Это и есть проявление самоуправления через народный сход, съезд, собрание, одним словом через земство.
Но Каддафи пошел дальше. Помимо территориальных муатамаров он создал, скажем так, «земства» по профессиональным признакам. Сообщества земледельцев, торговцев, рабочих, журналистов и т.п. Даже армию это коснулось. И как обручем стягивались эти сообщества, не позволяя им выйти за определенные рамки, так называемые «ревкомы», которые часто называют «партией Каддафи», хотя партией их назвать никак нельзя. (В Тобруке председателем губернского ревкома был мой очень хороший товарищ – командир ВВБ «Анад» полковник Сагер Адам аль-Джаруши, близкий друг и соратник Лидера). Одним словом, страна перешла в своей внутренней жизни на самоуправление. Вот это-то и испугало англосаксов и всю новую евроэлиту, успехи нового общества, государственного строя были не просто новыми, они были ошеломляюще успешны! И точно так же как мелкая внутренняя дрожь поражала англосаксов при мыслях о сверхкапитале России, так и мысли об успехах нового государственного устройства, устрашали их и лишали сна. И разбомбили Ливию не из-за нефти, не из-за мифа о «диктаторе» Каддафи, а только из-за реальной угрозы распространения ливийского опыта. Нас сегодня бомбят по той же причине – не нравимся мы им, слишком опасны.
На Западе, да и у нас тоже, продолжают говорить о «диктаторе» Каддафи. Смотрите сами – самоуправляющееся общество и мнимая диктатура. Каддафи человек совершенно нормальный, но он, также как и Сталин, жестко наказывал тех, кто мешает строить новое общество. А таких было предостаточно. Мифы о Каддафи, так же как и у нас о Сталине, пошли именно от обиженных, от диссидентов, от тех, кто лишен был права свободно воровать или безнаказанно гадить всем. Каддафи, якобы не позволял образовывать политические партии, значит он диктатор, далекий от, извините за это нехорошее слово, «демократии». В «Зеленой книге» он писал: «Мин йизхаб кхан» - «Кто в партию вступил, тот предал». Далее он пояснял, что политические партии появляются при стремлении отдельных социальных групп защитить свои интересы. Численность партии, как правило, несоизмерима с численностью населения страны. Таким образом, некая малая группа в угоду своим собственным интересам предает интересы подавляющего большинства страны, предавая тем самым интересы государства и всего народа. Что мы и можем наблюдать у нас… Даже так называемая «компартия» Зюганова, превратившись в парламентскую партию, громко заявляя на словах о «защите интересов народа», защищает исключительно интересы своей верхушки и существование гнилой демократии западного типа. Никто не говорит об истинных причинах нашей катастрофы и о путях исправления этой системы…
Были ли у Каддафи оппоненты и враги в стране? Да сколько угодно! Чиновничество в министерствах и местных муниципалитетах, потеряв право принимать решения, лишились возможности воровать и обирать население. Племенные вожди никак не могли согласиться с тем, что сейчас решения принимаются не ими, а всем обществом. Особую ненависть испытывали фундаменталисты, которые стремились жить не по законам, а по понятиям, определенным еще во времена пророка Мухаммеда, т.е. по шариату. Такие выступления подавлялись жестко, иногда с применением артиллерии и авиации. Интересно, как построил Каддафи борьбу с коррупцией в госучреждениях. Однажды он провел операцию по искоренению коррупции, которую мы весьма вольно перевели как «А ну-ка, брат, скажи-ка нам – откуда это у тебя?». Результат был впечатляющим: десяток расстрелянных, сотни заключенных в узилища, но, главное, все имущество было конфисковано, причем не только у самих фигурантов, но и у их ближних, а иногда и дальних родственников. Я не помню точно, но у нас, кажется, вопрос о конфискациях ни разу не поднимался и даже не обсуждался. Ну, всё правильно, законы у нас пишут, извините за выражение, «демократические» бандиты-депутаты, пишут только для себя, защищаясь впрок от возможных неприятностей. Но вот парадокс, даже тов. Берлускони, далеко не ангел, и тот боролся с коррупцией, применяя конфискации, благодаря чему казна государства пополнялась на несколько миллиардов долларов ежегодно. Именно поэтому его, видимо, и убрали… У нас же «честная и прозрачная судебная система», о котором так громко и часто вещают, извините ради Бога, «демократы», отсутствует…
И удивительно другое – ценнейший опыт Кривошеина, ошеломляющее признание диктатора генерала Врангеля, опыт Ливии и ее Лидера, никого, кажется, не интересуют! Забывать такие уроки равноценно признанию «истинности» государства только западного типа.А для нас это прямой путь к поражению, особенно сегодня, в разгар невиданного ополчения Запада против нас, против России…
Отметим, что даже мы не знаем хотя бы в общих чертах интересы отдельных групп населения нашего государства. Не знают их и наши, извините, «демократические» законодатели, сочиняющие законы под себя и под олигархов. Тогда скажите мне – международное законодательство учитывает тонкости интересов нашего многоликого населения? Уверен, что вы посмеетесь над этим вопросом. Действительно, откуда англосаксам знать такие нюансы. Тогда скажите – а нахрена тогда мы признали «верховенство международного права» над нашим собственным, отечественным законодательством, которое худо иль бедно, но охраняет наши собственные национальные интересы? Нас просто-напросто встроили в западную модель государства, причем, в качестве бессильного объекта, над которым можно издеваться сколько угодно и как угодно… Отсюда и санкции, кстати, и взгляды сверху вниз, ибо «не слуги мы просвещенья, а холопы» для содомистской Европы и прочих всяких там англосаксов. Мы встроены в систему, а изнутри системы изменить ее невозможно, там мы просто винтики, вынужденные вертеться под ее окрики. Только взорвав ее можно чего-то добиться, а вот изменить систему цивилизованно, «демократическим путем» невозможно… Попробуем сами и посмотрим что получится.
Вам приспичило стать депутатом парламента, Думы, Рады, горсовета и т.п. Надо пройти через «честные и прозрачные выборы». Для этого вам необходимо засветиться в массах, дабы народ знал вашу физиономию, дела, лозунги, программы и т.п. Для этого необходима команда, которая будет знакомить массы с вами, готовить материалы типа брошюры, слоганы, листовки, плакаты, бигборды и т.п. Нужен офис, нужно арендовать помещения для собраний, митингов, выступлений, угощений (все это используют). И на все это нужны бабки, виноват, финансовые средства, да не такие уж и маленькие. Добавьте сюда поездки, аренды помещений по городам, нужно, наконец, и команду содержать, иначе разбегутся… Вы должны сказать народу всю правду и народ вас, безусловно, поддержит, но… недолго. Ибо система начнет сопротивляться и вскоре в ответ на вашу правду вы встретитесь с пьяным самосвалом или в вашу ванну упадет какой-либо электроприбор или, что еще хуже, вам просто набьют морду лица в темном подъезде. Следовательно, нужно заняться мимикрией, т.е. попросту врать, другими словами начинать, как и все, с большой лжи. Это даст вам выигрыш во времени, хотя и значительно сократить число ваших сторонников в массах. И первый, самый главный вопрос вашей деятельности – где взять деньги? Искать спонсора нельзя, он сразу закабалит вас, и даже пройдя в Думу, вы будете просто отрабатывать долги, защищая интересы финансодателя. Заняться бизнесом и заработать на выборную кампанию… Ну, не делайте мне смешно… Нохорошая идея, в наших условиях практически нереальная. Остается самый простой, ленинский путь – заняться эксами, экспроприируя экспроприаторов. Два-три года такой деятельности и вы автоматически превращаетесь в то самое лицо, с которым вы собирались бороться. Воистину, побеждая Дракона сам становишься им… Так что, изнутри поправить Систему невозможно, ее надо взрывать…
А что делать-то? Ответ содержится в книжке отца мирового терроризма, о котором я уже упоминал, названной почти также, повторятся не буду, ибо вы и сами отлично знаете, что в этом случае надо делать. И первое, самое трудное и самое сложное, что надо сделать, это оторвать свой зад от табуретки на уютной кухне, отставить рюмку со вкусной водкой и… Дальше не продолжаю, дабы наши правоохранительные органы не обвинили бы меня в распространении призывов к свержению существующего строя, а потому молчу, молчу…
В заключении этого письма, хотел бы вновь напомнить, что мы – люди военные, хотя где то мы еще и просто человеки, со всеми присущими им недостатками, подверженные сомнениям, эмоциям. Я убрал из текста страницы три текста, ибо в них прорывались эмоции, которые и вам, уверен в этом, хорошо знакомы. Разобравшись с сутью и содержимым нашей очень «демократической» системы, не могу не выразить своего возмущения, звериной злобы на тех людей, кои занялись геополитическими играми, кидая на стол вместо фишек сотни и тысячи человеческих жизней, попутно обвиняя нас, чернь, быдло, в неспособности понять «высшую истину», доступную лишь избранной «элите», некие высшие «государственные интересы», т.е. интересы олигархата…
Я постараюсь продолжить эту серию, ибо сказать можно еще многое, я и так сокращал как мог, но все это потом, потом…
С уважением
Бомж ВВ
Хутор Лукьяновка
Марта 27-го дня 2015 года от Р.Х., в день памяти святого Феогноста, митрополита Московского.
Фото 1. Владимирец Котов Аркадий Михайловичв 1967 году поступил на восточный факультет
нашего института из армии, а вернее даже с флота, был командиром учебной группы. Светило науки, имевший аналитический склад ума, обладавший потрясающей памятью и работоспособностью, уже тогда был человеком поистине энциклопедических знаний. После одного прочтения мог прочно запомнить почти любой материал, что позволяло ему иметь большую начитанность. А.Котов имел хорошее лингвистическое чутье: в сложнейших вопросах языкознания Аркадий Михалыч, как его скоро стали уважительно называть товарищи, разбирался лучше многих преподавателей, потому что серьезно интересовался этой наукой еще до поступления в институт. В русском языке он был непревзойденный ас, доступно объяснявший товарищам сложнейшие явления. Это в значительной мере помогало ему находить диалектические связи в разных языках, поэтому и английский, и китайский язык ему давались, казалось бы сравнительно легко, хотя на самом деле все-таки требовали большого труда. Фото 2
Во время учебы он слегка язвительно отзывался о нас, молодых повесах, считая, что мы недостаточно трудолюбивы. Правда, сам, хорошо зная себе цену, никогда не кичился своими успехами и в обычной жизни был достаточно общительным человеком. Ко мне как к кадету уже с первого курса относился с уважением, бывало, даже выпивали вместе. Не гнушался иногда в свободную минуту отвлечься на самоподготовке для шуточной фотосессии или даже для игры в «коробок». Никто из нас не мог соперничать с ним в учебе, зато могли запросто обыграть в эту незамысловатую игру, и он, несмотря на то, что был командиром учебной группы, честно отрабатывал проигрыш. А для того чтобы запечатлеть столь трогательный в его жизни момент, мне пришлось несколько дней таскать в своем портфеле фотоаппарат. В то время Аркадий посмеивался над моими любительскими фотографиями, называя их «мутными картинками», но, думаю, сейчас бы он с удовольствием оценил память, которую сохранили эти «мутные картинки». Фото 3 и фото 4.
Для всех была ясна дальнейшая перспектива его работы и жизни – только наука и научная деятельность. Обладатель единственной в тот год на всем потоке золотой медали Аркадий Михайлович Котов, получивший самое лучшее распределение преподавателем в Институт восточных языков МГУ, вскоре уже защитил кандидатскую диссертацию, а через несколько лет был переведен на должность старшего преподавателя в свою альма-матер. Здесь он также успешно защитил докторскую диссертацию, но вынужден был не двигать науку, что вполне могло бы сделать его лидером в области советской или российской китаистики, а, продолжая оставаться военным, вынужден был заниматься рутинной службой, которой в это время уже слегка тяготился. Более того, в целях увеличения оклада для обеспечения своей семьи перевелся в одно из управлений МО в качестве простого клерка, участвуя в качестве переводчика во многих переговорах на высшем военном уровне. Вполне возможно, что, даже продолжая работать там, он смог бы параллельно проделать и какие-то прорывы в области китаистики. Но в рассвете сил и на подъеме карьеры неожиданно погиб в нелепой автомобильной катастрофе, когда ему было всего лишь 49 лет.
Прекрасны очертанья галерей.
Стоят, как стражи, сосны у дверей.
Высоко к небу тянется бамбук.
И колокольцев так приятен звук.
Лучи, играя, льются с высоты
На яркие, на свежие цветы.
Своим чудесным запахом сандал
Страницы книг и струны пропитал.
И тени гор ложатся у окна,
А тонкая циновка холодна...
Фэн Мэнлун
Пекин в 90-е годы даже в центре выглядел средним европейским городом – были широко распространены многоэтажки еще советского образа и подобия, такие как гостиница «Пекин» или великолепной красоты «Центр культуры народов Китая». Большая же часть территории города представляла собой одноэтажные густозаселенные районы с бесчисленным «хутунами», то есть узкими улочками, по которым можно было проехать разве что только рикшам. Но открытая экономическая политика уже привела к тому, что постепенно с помощью иностранного капитала стали строить высотные дома из стекла и бетона. Это в основном были богатые гостиницы и богатые же магазины, выделявшиеся среди одноэтажных трущоб. В эти магазины можно было ходить, как на экскурсии, потому что там было много интересных вещей, импортной одежды и обуви, но все это великолепие было явно не по карману большинству простых граждан Китая. Я любовался традиционными китайскими изделиями из шелка, кожи, фарфора, керамики, нефрита, жемчуга, с интересом смотрел на лаковые миниатюры, изделия из черного дерева. Мебель инкрустированная – глаз не оторвать. Шелк переливается всеми цветами радуги. Очень много хорошей литературы, о которой я мог только мечтать.
Время от времени университет устраивал для иностранных студентов экскурсии по достопримечательным местам города. Тогда же я понял, как непросто ощущать себя в шкуре иностранного туриста, на которого с интересом смотрел в своих городах, но не подозревал, что буду выглядеть так же в глазах представителей другого народа.
Так уж получилось, что первой такой экскурсией была поездка в парк Храма Неба. Нас доставили туда на автобусах, вручили билеты и попросили вернуться к автобусам вовремя. Храм Неба, судя по всему, не имеет никакого отношения к небу, поэтому сам перевод мне представляется неверным. Нет смысла выяснять, чья это ошибка, китайского ли переводчика или русского, но заметно, что это название стоит парой к другому храму, Храму Земли, находившемуся раньше в северной части Пекина. Существовала раньше также и еще одна пара храмов: Храм Солнца на востоке Пекина и Храм Луны на западе города. Этот же храм вполне можно было бы назвать Храмом Бога (в китайском языке иероглиф «небо» имеет оба значения), поскольку именно этот храм являлся местом поклонения Богам в фактически языческом Китае.
Вообще-то считается, что Китай относится к странам, где преобладающей религией является буддизм, который был заимствован Китаем многие тысячелетия назад из Индии, но при ближайшем рассмотрении все не так просто. В Китае вообще нет индуизма, который распространен в Индии, а ламаизм распространен лишь в отдельных западных районах или кое-где по основной территории Китая. Те изображения Будд, которые находятся в китайских храмах, не очень похожи на таковые в Тибете, а тем более в Индии. Более того, монахи тоже имеют существенные отличия, тем более, что наряду с буддистскими монахами, прекрасно уживаются монахи-даосы и конфуцианцы со своими храмами, со своими святыми и со своими теориями.
Со студентами у зала Жертвенных молитв Храма Неба
Следует также знать о широком распространении христианства во многих местах страны, так духовником одной из первых императриц Цинской династии Китая и ее сына, а значит императора, был христианин. Как и когда удалось католическому миссионеру убедить этих людей в правоте христианства, история умалчивает, но даже это не заставило этих людей рубить головы своим монахам, выбрасывать из храмов изображения будд. Скорее всего, их собственные храмы оставались даже в императорском дворце, что не мешало императрице молиться двум, если не трем богам. Кто-то из императоров посещал ламаистский храм, кто-то строил даосский храм, а кто-то ездил в христианскую церковь. А все вместе почитали конфуцианское учение.
Так и Храм Неба выглядит скорее средневековым языческим капищем, чем божественным храмом, поскольку именно сюда приезжал властитель страны со своей многочисленной свитой, чтобы помолиться всем богам о хорошем урожае, о хорошей погоде и совершить в связи с этим жертвоприношение, то есть на специально установленном месте принести в жертву тельца, который по индийским религиозным традициям является священным животным и не подлежит насилию. О языческом характере китайских императоров, а следовательно и всего народа, говорят и таблички Богов Солнца и Луны, богов Туч, Дождя, Ветра и Грозы, находящиеся при этом Храме.
Храм был только что замечательно отреставрирован и сверкал глазурованной синевой своего купола. А на всей территории окружающего храм парка поддерживалась необычная чистота и порядок. Это выглядело очень контрастно по сравнению с другими местами города. Но это неудивительно, ведь вход в парки города, причем не только в музейные, платный, поэтому есть возможность содержать штат работников парков для ухода за ними.
Тяньаньмэнь, то есть «Ворота небесного спокойствия», куда нас привезли в другой раз,производит грандиозное впечатление огромной площадью, раскинувшейся перед воротами, ведь она является самой большой площадью в мире, а также размахом трибун и особенно высотой главных ворот, где собственно во время торжеств находятся руководители Китая. Можно сказать, парят над толпами масс трудящихся. Наш Мавзолей, выполнявший до недавнего времени такую же роль, все же выглядит намного проще и демократичнее, да и кремлевские стены с башнями и звездами все же смотрятся красивее, но о вкусах не спорят.
Здесь императорского дворца совсем не видно, он находится далеко за воротами Небесного спокойствия (Тяньаньмэнь). В центре стены по-прежнему красуется большой портрет «великого кормчего», ошибки которого старательно забываются, а в заслуги которому возводится ни много ни мало как создание КНР. Активно бытует песня, слова которой меня очень раздражают: «Если бы не компартия, то не было бы нового Китая». В свою очередь я переделываю ее так: «Если бы не было СССР, то не было бы и нового Китая». По обе стороны ворот огромными иероглифами лозунги «Да здравствует Китайская Народная Республика» и «Да здравствует солидарность народов мира». Никакого тебе привычного «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», что уже сразу поколебало мои ожидания увидеть социализм в Китае, в дальнейшем же я убедился окончательно, что никакого социализма здесь даже и не ночевало ни-ког-да. Были лишь некоторые совершенно дичайшие деяния одной партии с авантюристом во главе, которая по недоразумению называлась «коммунистической», с целью укрепить свою власть, имея могучую поддержку со стороны Советского Союза.
Людей на площади в субботний день было довольно много. Хотя когда и где в Китае бывает мало народа? Как и на Красной площади в Москве, большинство, похоже, приезжие. Много детей, но приводят под руки даже совсем дряхлых стариков (как в Мекку). Люди, как муравьи, мельтешат туда-сюда без всякой цели, потому что в принципе любоваться почти нечем, и чувствуешь себя на этой огромной площади совершенно маленьким, потерянным и очень никчемным. Именно этого эффекта и добивались архитекторы этого комплекса, чтобы прибывающие на аудиенцию к императору люди оказывались песчинками на этом огромном пустом пространстве.
Прямо перед центральными трибунами установлена высокая мачта, на которой каждое утро с восходом солнца, взвод роты почетного караула водружает государственный флаг. Своеобразный «Пост номер 1». Чуть дальше, в центре площади Памятник народным героям, погибшим в годы гражданской войны против Гоминьдана. Памятник этот условный, потому что при взятии Пекина войсками КПК никакого сражения не было, город прежние власти сдали без боя. Поэтому никаких жертв не было и хоронить, как это сделали в Москве на Красной площади, тоже было некого. Но на памятнике посредственного качества горельефы героического пафоса в духе «рабочих с молотками, крестьян со снопами и пионеров с поднятыми для салюта руками», которыми были украшены наши парки культуры и дома пионеров в 50-60-е годы. У посещающих площадь людей такого пафоса в отношении этого памятника, как например, у вечного огня Могилы Неизвестного солдата в Александровском парке в Москве, совсем незаметно, хотя живые пионеры, как и положено, в праздничные дни стоят в почетном карауле вместе с солдатами. Одной из особенностей площади и всех ее строений является большое количество военизированной охраны, как вытянувшейся на отдельных постах, так и свободно патрулирующей по разным направлениям, заметны и сотрудники в штатском. Блюдут порядок. В отличие от других мест Пекина здесь очень чисто, и даже есть урны.
С южной стороны площади сверкает мраморной белизной великолепно построенный Дворец памяти Мао Цзэдуна, предусмотрительно обнесенный металлической оградой на достаточном расстоянии, видимо, для того чтобы нельзя было ничем добросить.
Клюкин: «15 февраля 2012 года.
Анатолий, привет! Привет, разумеется, большой и он - из
Питера.
Ну бывают же чудеса на белом свете, только было намедни
начал вспоминать о тебе, а поводом для «вспоминать» стало получение от
Миши Рябова списка нашего курса набора
1967 года, список этот я попросил на предмет добавить в него то, что могло у
меня в памяти сохраниться по части отчеств или каких-то других параметров.
Тут-то оно и не могло не вспомниться: «А что это Толя-то Шанин как-то ни разу
не всплывал ни на тусовках в Московском клубе ВИИЯ, ничего мне о нём
братья-китайцы не могли сказать даже в году, кажется 2002 или 03, куда делся-то
парень? По Интерполовским ориентировкам не проходил, в списках убитых не
значился тоже, в общем-то странно… И тут на тебе, нечаянная радость! Увидел
тебя на московском клубном сайте, и – душа моя возликовала. Сразу набиваться в
родню с комплиментами и славословиями побоялся, «что он Гекубе, что ему Гекуба?
«типа», как нынче молодняк выражается. Тем не менее, набрался смелости и -
Позвонивши в пятницу на минувшей неделе в отдел по
воспитательной работе, узнал только, что ты – на встрече с воспитанниками, а
потом как-то уже само собой сложилось, что Ты мне отписал. Понимаю, отписал из
Киева. Дивны дела, твои, Господи. Я году 83 в сентябре-декабре по Киеву
слонялся и по делу и без дела – работал с агафонцами на курсах
политбойцов-квазикомсомольцев, это на улице командарма Каменева, обьездил
окрестности Киева, связанные с именем Павки Корчагина, узнав там так много
интересного, что по сию пору забыть не могу. (От некоторых подробностей кровь,
мне так кажется, вполне может в жилах застыть).
Ты совершенно прав, сорок лет – срок немалый. Даже
Дюма-батя промежутки в описании судеб и приключений героев своих более, чем в
двадцать лет не делал. И то по совокупности набралось три десятка годиков, а в
нашем случае – четыре. Поэтому твоя идея запечатлеть эти годы в романе-повести
или в какой-то иной литературно-жанровой форме представляется мне вполне
жизненной и потому – осуществимой. (Сказанул так по-казённому, что тут же раскаялся. И больше
так не буду) При этом, полагаю, надо учитывать непредсказуемость твоего графика
работы и жизни, если в планах посещение Питера заложено не раньше, чем через
пару лет. За пару лет, даже если писать по несколько строк в день, можно чудный
роман получить на выходе.
Для меня эти сорок лет распадаются практически на две
равные части по два десятка лет, до 91 года, когда я уволился из армии и после
того – считай двадцать с небольшим лет. В каждой из этих частей было и есть
немало интересного, не знаю, сколько этих лет будет впереди, но, подозреваю,
судьба интересными впечатлениями не обидит, особенно если не шибко
привередничать и не просить у судьбы чего-то невероятного.
Ты, как я понимаю, достаточно крепко прикипел к Киеву.
Хороший выбор, я был очень близок к такому выбору в 83 году минувшего века, а в
том, что не получилось, в равной мере есть и хорошее и не очень. Это самое «не
очень», понятное дело – распад СССР, незалижность, самостийность и пр. и пр.,
приключившееся с Украиной, реверанс в сторону наших безмозглых Михаилов,
Борисиев и прочих вождей-лидеров, и аплодисменты им по случаю избежания 64 ст.
советского УК (предательство), отчего русскоязычному москалю, особенно вновь
прибывшему, там просто не выжить. И тем не менее, Ты – не единственный пример
осевших в Украине ВИИЯковцев. Просто на слуху – Дима Бородинов, Толя Ланикин
(он парой лет старше нас учился на Западе), Саня Редько (сейчас преподает в
универе и еще где-то персидский язык), Толя Зенцев (царствие ему небесное), и
это, наверняка, не весь список.
Сей час, именно сей момент 15 февраля в 15.40 по
Московскому времени в Колонном зале, а не во Дворце сьездов, как бывало раньше,
в Москве проходит собрание по случаю 23 годовщины вывода советских войск из
Афганистана, событие, несомненно, важное, но для меня имеющее вторичный смысл,
т.к. 15.02.1989 из Афгана я не вывелся, и, проводив в 19.20 14 февраля
последний борт на Союз, оставшись на два-три месяца «для поддержки режима»,
провёл там ещё полтора года.
В Академии пробуду максимум до 22.02, а то и раньше соскочу. Здоровье
немного подлатали, посмотрим, как пойдёт дело дальше. Пока смертельного ещё
ничего не просматривается, да и просматриваясь, это «смертельное» меня отнюдь
не пугает. Расстраивать – да, есть немного, а вот насчет пугать – отнюдь нет.
Это – тоже тема для отдельной сказки, а их на сегодня уже достаточно.
С уважениием –
всегда Твой Г.Кл»
«И снова – здрассьте!
Если кто-то и сможет удержаться от того, чтобы после
просмотра чудных видеороликов, которые Ты мне сегодня прислал, тут же не
взяться за ещё один ответ, пусть себе удерживается. Я - не буду.
Впервые в жизни получил я ролики, упакованные таким
образом, но желание их просмотреть оказалось тем самым двигателем, который
помог мне и разобраться, как это распаковывается-перекачивается- просматривается,
а равно насладиться и роликами и юмором, в них помещенным. ЗДОРОВО!!! Я понимаю,
с чувством хорошего юмора у Тебя проблем нет, но технически всё смонтировать… Я
снял бы шляпу, будь она у меня если не на голове, то хотя бы вблизи на вешалке.
Разнообразие ролей даже здесь удивляет, игра актера А.Шанина, пусть и не может
быть представлена в полном обьёме, но общее впечатление, особенно первое, - это
восхищение и желание во весь голос завопить: «Знай наших!» (Жаль слово «Наши»
уже испоганено золотой Путинской молодежью, которая на Селигере тренируется).
На роликах видна была ссылка на 1998-2007 г.г. Это намек,
что твоя кинокарьера в 2007 г. уже завершилась? Что-то с трудом верится, чтобы у
китайцев кончились все сюжеты для сьемок или что у них появились новые артисты-европейского
происхождения, так владеющие их чинийской мовой, тем более сейчас, когда Китай так уверенно
выдвигается в число мировых лидеров во всём, неужели он хочет допустить
отставание в области самого массового из искусств. (Даже по-ленински –
“Важнейшее из искусств». Кстати далее у него: «…потому что народ наш неграмотен».
Не думаю, что для китайских начальников культуры развитие национального
кинематографа не является делом госважности.
...А «за городом у меня» дом в деревне, не садоводство
(!), в районе Сиверской, это к югу от Питера, за Гатчиной, просторный деревенский
дом, постройки чуть ли не до 1917 года, принадлежавший когда-то, если верить
легендам, финскому священнику, дом деревянный, куплен 17 лет назад взамен
сгоревшей в садоводстве трехэтажной дачи (там же сгорели все мои архивы за два
десятка лет службы), нынешний оборудован всем городским бытовым комфортом, сад, земли – от пуза, и более
того. Равноудалено всё от Московской и Киевской трасс, рядом источник воды,
известный с 1808 года, качество воды в наше экологически напряженное время –
просто отменное, в пятистах метрах – лес с грибами, ягодами и кабанами-лосями.
Конечно, не бог весть что, но мы ведь не олигархи, нам и этого вполне
достаточно. Здоровья управлять транспортными средствами вполне хватает.
Теперь – про здоровье. Оно вполне по возрасту, всё-таки
нынче уже первые 65 сравняются, уже не на свадьбу едем, а, скорее, с оной
возвращаемся. Сейчас вот оказался в клинике по причине небольшой простуды,
которая могла быть чревата неприятными последствиями при моих трех инфарктах,
одной АКШ (операция аорто-коронарного шунтирования) и некоторых других
мелкостях. Благо мне как инвалиду войны пока положено и разрешено пользоваться
медицинской помощью по линии МО РФ, это, всё-таки, не районные поликлиники и
больнички в сельской местности, и качество иное, да и врачи ещё работают те,
которых я знаю еще чуть ли не с лейтенантов. Инвалидство военное вещь вполне
естественная для человека, проведшего в Афгане дюжину календарных лет, в том
числе 6 лет, пока шла война и полтора года – после ее якобы завершения.
...А сейчас – остаюсь Вашего Превосходительства покорный
слуга.
С уважениием –
всегда Твой Г.Кл»
Наша
переписка была настолько активной и насыщенной, что однажды Гена написал: «Ну,
дивны дела Твои, Господи! Прям-таки на глазах рождается новый литературный жанр
- роман в письмах однокашников – сорок лет из прошлой жизни, прожитые в стране,
которой уже нет. «Всё пройдёт. Пройдёт и это», мудрости в этом, согласимся,
немало. Прошли годы, прошла страна. Только мы и только пока – остаёмся».
Да, в то время мы с ним еще оставались... В своем «романе в письмах» успели обсудить многие дела и очень надеялись на встречу. Встреча нам нужна была, как воздух, потому что еще оставалось много вопросов, которые хотелось бы выяснить. Но встрече не суждено было случиться: я получил страшное сообщение, еще находясь в Китае и готовясь вылететь в Россию. Мое последнее письмо к нему датировано 17 июня, но я даже не знаю, получил ли он его...
Все бы хорошо, если бы все было так, как пишет автор. На самом деле прав Сережа Зинченко. Не поленитесь, прочитайте его комментарий. В начале своей статьи Сережа говорит об ошибках, допущенных автором в его рассказе "Надя". (Этот рассказ можно найти на сайте Е.Логинова). По-моему, любой поймет, какую "любовь" автор прививает военнослужащим американских спецслужб.
Петр Ставицкий, З-73 (англ., индонез.). Я прививаю американцам любовь к русскому языку
.
Петр Ставицкий, изучавший в ВИИЯ английский и индонезийский языки, не предполагал, что когда-то станет преподавать русский. И не просто преподавать на курсах для иностранцев, а работать в элитном американском учебном заведении, которое зовется американским ВИИЯ. В этом году Петру исполнилось 60 лет. Он полон жизни и радости. Вот его рассказ о себе, который он назвал "Жизнь".
... Жизнь как река – начинается с легкой струйки, потом помалу набирает силу, бурно катит потоками где-то извиваясь, где-то пробивая себе путь, где-то стишиваясь в заводях, и вновь звонко играя на порогах и гремя водопадами... А потом...
... Проработав год в Египте переводчиком (70-71) после третьего курса, я решил, что профессия сия весьма занимательная, но, поскольку я ее уже постиг, то, после перехода на орбиту автономного полета, надо бы заняться чем-нибудь другим... Э-э, да не тут-то было... Выйдя в отставку еще литером в 75-ом, чем я только не занимался – в моей трудовой книжке записей под два десятка наберется, но родное ремесло ни меня не покидало, ни я его...
... Течет река и думает – “Kуда я теку, и зачем?...” “Так ведь красота же какая!” – отвечают ей сказочные берега, бездонные небеса, загадочные и молчаливые звезды... “Вот это и есть ‘зачем’ – просто красота – живи и любуйся...”
... На американский континент я прибыл с семейством в начале 89-го. Ну, думаю, займусь-ка я чем-нибудь эдаким... “Э-э, да не тут-то было” – с ухмылкой промолвила Судьба... Лет шестнадцать путешествовал я по штатам свободным – как вы уже сами догадались – переводчиком, в основном трудясь на благо развития космических наук и техник в земном космическом храме именуемом НАСА...
... А вот нынче я делаю уже вторую попытку творчества на педагогической стезе профессора русской словесности, неся сие просвещенье в американский военный люд на живописных калифорнийских склонах славного града Монтерея в кабинетах младшего брата ВИИЯ – института Defense Language Institute, что в подчинении US Army...
... “О-о-о...!” – восторженно воскликнула река, увидев, что перед ней распахнулась безбрежная могучесть и дурманящее великолепие предвечного океана... “Вот она, твоя судьба...” – сказала себе река... “Я перестану быть рекой, а стану частью океана, я стану частью этого величия...”
... Из окна моего дома на пригорке в Монтерее виден Тихий океан... Я вижу его каждый день, и каждый день я не могу оторвать глаз от этого восхитительного земного чуда...
... Жизнь из реки превращается в океан – в симфонию звуков, чувств и красок без границ, без конца и без начала...
П. Ставицкий,
Монтерей, Калифорния.
Сергей Зинченко, В-74
Прочитав «мемуары» мистера Савицкого о его «самоходе» к подруге Наде и краткие сведения о его персоне, не могу не довести до виияковского сообщества некоторые мысли и уточнения.
Не собираюсь судить о художественной ценности его истории, но г-н инструктор РУССКОГО ЯЗЫКА Defense Language Institute and Foreign Language Center – DLIFLC-
( Института иностранных языков и Центра изучения иностранных языков минобороны США) или стал забывать язык его бывшей Родины, или просто не слишком усердно изучал язык, который сейчас преподает своим слушателям.
Достаточно пары примеров:
1- использованное им слово привЕлегия отсутствует в НАШЕМ языке. Вероятно, автор имел в виду происходящее от латинского слово “privilegium”.
2- Слово шлаКбаум не имеет отношения к продукту сгорания угля – шлаКу. Понятно, что речь идет всего лишь об опять же заимствованном (уже из немецкого) слове шлаГбаум (Schlagbaum).
С грамматикой автор также не очень дружен, но не в том суть.
Более 3-х десятков лет зная о деятельности заведения, где имеет честь трудиться мистер Савицкий, могу уверенно заявить, что оно далеко не может сравниваться с НАШИМ ВИИЯ. DLIFLC - не полноценное ВВУЗ, а система курсов обучения иностранным языкам для военнослужащих минобороны США и сотрудников госучреждений, в том числе РУМО, АНБ, ЦРУ, ФБР, минюста, госдепа и др.
В среднем преподается порядка 23-25 языков. Всегда в программах был русский, арабский и ряд его диалектов, китайский, испанский и др. В последние годы введены дари, фарси, пушту, узбекский – не надо объяснять почему.
Курс обучения в зависимости от сложности языка длится от 26 до 64 недель (примерно 6-14 месяцев). Соответственно, по окончании выдается сертификат, а не диплом о высшем военно-специальном образовании. Подавляющее большинство слушателей – военнослужащие рядового и сержантского состава. По выпуску им присваивается категория “Specialist - Army Combat Interpreter – Translator” (Специалист -устный и письменный военный переводчик).
Во время службы мне пришлось видеть таких специалистов в деле, в том числе и «вылавливая» подразделения 82-й воздушно-десантной дивизии США “All American” в песках Аравийского полуострова.
Но самое главное – это те, кто учит. По традиции, и в отличие от ВИИЯ, среди инструкторов преобладают выходцы из стран изучаемых языков (до 98%). Особый интерес при отборе преподавателей всегда представляли бывшие сотрудники различных силовых структур, служащие госучреждений и все те, кто не только знает язык и реалии данных стран, но может научить и методам противодействия своим бывшим соотечественникам в самом широком смысле.
Думаю, что не надо долго объяснять: ВИИЯ и DLIFLC всегда были по разные стороны баррикад!
Надеюсь, что со мной согласятся тысячи виияковцев- честно отслуживших Родине, так и находящихся на службе сегодня, что сайты, связанные с именем ВИИЯ - не место для выступлений таких авторов, как г-н Савицкий.
С уважением,
С.Г.Зинченко В-74,
ветеран ближневосточных войн
Честно признаюсь, я не смог связаться с Виктором Якушевым, нашим товарищем и участником клуба "VOSTOK-67" (Виктор зарегистрировался одним из первых на нашем сайте). Его воспоминания я прочитал еще в 1911 году. Надеялся, что он сам разместит свой рассказ "Я - военный переводчик". Думаю, что Виктор меня простит за то, что я взял на себя смелость поместить его рассказ. Советую всем прочитать, рассказ стоит этого. К сожалению, фотографии не получились. Может быть, Виктор сам их разместит позже.
Я – военный переводчик
В детстве и юности я и представить себе не мог, что когда-нибудь буду военным переводчиком. Сколько себя помню, всегда мечтал стать летчиком: занимался в авиамодельном кружке и аэроклубе, прыгал с парашютом с вышки, уже решил для себя, что буду поступать в Черниговское высшее военное авиационное училище, готовившее летчиков-истребителей, пока в один прекрасный вечер все вдруг переменилось раз и навсегда.
Сидя с друзьями на берегу моря (было это в Ильичевске, маленьком городке и крупнейшем советском порту в 30 км от Одессы, где я тогда жил) и, вращая ручку настройки радиоприемника, я вдруг услышал ни на что не похожую одновременно и гортанную и мягкую речь. Не знаю почему, но я как–то сразу понял, что это арабский и так же сразу возникло непреодолимое желание научиться понимать эту экзотическую речь, объясняться на этом языке.
Сказано – сделано, новый язык давался мне необыкновенно легко: через неделю я уже знал алфавит (благо «Книга-почтой» работала как часы и снабдила меня всеми необходимыми учебниками и словарями), через год с небольшим сдал его на «отлично» на вступительных экзаменах в Ленинградский государственный университет.
Справедливости ради надо сказать, что в это время я еще не думал о профессии переводчика, скорее меня привлекала стезя востоковеда и большую роль здесь сыграла личность выдающегося арабиста И.Ю. Крачковского (одного из первых переводчиков Корана на русский язык), книгами которого я буквально зачитывался. Кстати, именно его вдова В.А. Крачковская - ведущий специалист по арабской нумизматике и эпиграфике принимала у меня вступительный экзамен. Однако отличная оценка не помогла мне стать востоковедом. Пообщавшись с пятикурсниками, только что вернувшимися после годичной стажировки из Сирии, я понял, что язык знаю лучше, чем они, да и вся обстановка в университете наводила тоску: облупленные стены в аудиториях, ломаная-переломаная мебель. Внутренний голос сказал: «Тебе здесь делать нечего, возвращайся домой».
И вот я уже слесарь на Ильичевском судоремонтном заводе, но как ни странно возвращение домой совсем не отдалило меня от переводческой судьбы, а, наоборот, приблизило к ней. Каким-то образом я узнал о существовании в Одессе курсов арабского языка, созданных энтузиастами, выпускниками специального факультета Института восточных языков (ИВЯ ныне Институт стран Азии и Африки) при МГУ. Занятия по вечерам три раза в неделю, и скоро, перепрыгивая с курса на курс, я оказываюсь на последнем третьем году обучения. Мои преподаватели предлагают мне съездить в Москву и показаться ректору ИВЯ А. А. Ковалеву, поступление гарантируют.
Однако мною овладевает другая идея - поступить в Военный институт иностранных языков (ВИИЯ). Конечно, из газет или справочников об этом институте тогда было не узнать. А вот мой сокурсник отставной майор Адель Мехтиевич Шукюров поведал мне о нем что называется из первых рук. В конце Великой Отечественной он изучал персидский в ВИИЯ и потом служил в составе группировки советских войск в Иране.
Пришло лето, а с ним и новые экзамены. Хотите верьте в судьбу, хотите нет, но из 12 «четверок» за сочинение одна была моей («отлично» не получил никто, а ровно половина из 350 абитуриентов оправилась домой, получив «двойки»), а на экзамене по арабскому мне попался тот же текст, что и год назад в Ленинграде. Словом зачисление в ВИИЯ, курс молодого бойца в лагерях под Москвой и через полтора года интенсивных занятий (в день 4-6 часов арабского языка с лучшими преподавателями в аудитории и столько же самостоятельно) нас "десантировали" на йеменскую землю, и началась наша переводческая работа.
Нас было восемь виияковцев, отучившихся в институте всего полтора года, и в первую командировку мы распределились следующим образом:
Северный Йемен
Сергей Зинченко
Алексей Ковалев
Владимир Науменко
Виктор Якушев
Южный Йемен
Юрий Антипин
Вячеслав Ковалев
Алексей Мищенко
Олег Овечкин
Как можно полноценно выполнять задачи военного переводчика восточного языка в боевой обстановке всего после трех семестров обучения? А мы к тому же попали сразу на две войны: одна – гражданская в Северном Йемене между монархистами и республиканцами, в которой СССР, естественно, поддерживал республиканцев, а вторая между двумя Йеменами – Северным и Южным)?
Ответ прост - в течение первых шести месяцев до первого выпуска своих групп из военного учебного центра, где готовили командиров батальонов-дивизионов для республиканской армии, мы, бывало, до 2-3 ночи сидели над конспектами лекций, которые предстояло переводить завтра, досконально осваивали автомобильную, бронетанковую, артиллерийскую боевую технику и средства связи. Иначе как бы мы донесли, то, что нужно было донести до наших слушателей.
Чтобы было понятно, с кем приходилось работать расскажу только об одном случае. Выпускной экзамен в моей артиллерийской группе. Кроме теоретических вопросов выпускник должен решить задачу по стрельбе с закрытых огневых позиций, причем двумя способами: математически и графически (на карте). Один из самых уважаемых йеменских офицеров герой к тому моменту уже восьмой год продолжавшейся гражданской войны седой подполковник Ахмед Ханаши сидит в полном трансе, обхватив голову руками.
Подходим к нему:
"В чем проблема?"
"Где я возьму линейку в три километра длиной?"
"??????????"
"Ну, математически задачу я решил, а графически без такой линейки как быть?"
Мы с майором Вашкевичем делаем неимоверное усилие, чтобы не расхохотаться, и разрешаем подполковнику ограничиться математическим вариантом. Слава богу, после экзамена он не стал нас доставать вопросами, почему мы не дали ему эту линейку.
Была, к сожалению и другая специфика никак не связанная с профессиональным уровнем. Очень часто судьба переводчика всецело зависела буквально от одной фразы в его характеристике. Чего стоили нашим товарищам такие формулировки как: «Уставы Советской Армии знает, но не исполняет» или «Превозносит вооружение и боевую технику западного производства». В результате такой «принципиальности в оценке политических и деловых качеств» люди на долгие годы становились «невыездными», меняя один дальний гарнизон на другой. Многие попросту спились от этой безысходности, другие досрочно оставили военную службу, хотя могли бы принести армии и стране большую пользу, Тогда после своей первой командировки мы этого просто представить не могли. Столкнуться с этим нам предстояло через полтора года, когда командование вновь решило использовать нас для работы в Египте и Сирии.
И тут нас снова ожидал очередной скачок: после патриархального Йемена, где, несмотря на гражданскую войну, пришлось иметь дело с его очень дружелюбным народом и прекрасным отношением к нам, мы попали в самую гущу арабо-израильского конфликта и при этом столкнулись с настороженным, подчас враждебным, окружением из числа тех арабских офицеров и генералов, которых мы готовили к будущей войне за освобождение захваченных Израилем территорий.
Кроме того, на этот раз уровень работы оказался неизмеримо выше: я попал в Главное оперативное управление египетского Генштаба. Командировки, учения, переговоры с участием министра обороны, начальника Генштаба, приходилось переводить и президентов Анвара Садата и Хосни Мубарака (в то время он командовал египетскими ВВС). Мои однокурсники были распределены подобным же образом.
Неудивительно, что после двух лет такой командировки командование решило, что нам в институте задерживаться - только время терять и оставшиеся два года учебы мы прошли за год.
Потом был Ирак, переводческая работа с высшим военным и политическим руководством этой страны, в том числе с Саддамом Хусейном и Иззатом Дури, возвращение в Москву, служба в центральном аппарате министерства обороны, увольнение из армии и работа в Центральном бюро переводчиков Госкоминтуриста, преподавание английского в одной из московских спецшкол и родном институте, работа в информационных агентствах и PR-структурах, а последние шесть лет я снова ПЕРЕВОДЧИК.
Оглядываясь назад на пройденный за 40 с лишним лет путь, думаешь: ну в какой еще профессии ты можешь прожить столько совершенно разных жизней? Не просто побывать, а поработать в Центре управления полетами космонавтов и Лефортовском следственном изоляторе, в Золотой кладовой Эрмитажа и на станции очистки радиоактивных отходов, водить министров с экскурсиями по Кремлю и участвовать в передаче технологий дистанционного зондирования, общаться не только с видными политиками или военными, но и космонавтами, спортсменами, актерами и художниками.
И все только потому, что однажды ты услышал эту незнакомую речь и пошел за ней по пути своего призвания.
Одним словом, с какой стороны не подойди, переводчик это – призвание, если угодно, судьба. И, мне кажется, судьба счастливая, судьба тех, кому дано соединять людей и культуры, обогащаясь при этом и самим.
Виктор Якушев.
Глава 24. Возвращение в «свободную», «демократическую» Россию.
На этом можно было бы и закончить свои «Китайские записки», но как обойтись хоть без короткого описания обратного пути.
В последние дни я спал не более трех часов в сутки, поэтому, казалось, высплюсь во время пути. Однако уже первой же ночью проснулся от того, что что-то мешает. На сердце было очень тяжело! Накатила жуткая тоска, как будто оставил что-то очень близкое. Даже комок подступал к горлу. Помню с каким настороженным интересом я ехал по этой дороге 10 месяцев назад, и какими близкими мне стали за этот неполный год и эти чумазые лица, и эти пейзажи, и селения со всеми их особенностями.
Девочки снабдили меня пропитанием на всю дорогу. Особенно я был благодарен Пэй Вэй, с которой сдружились в последнее время и которая помогала мне дозвониться до университета, куда мне предстоит поехать работать, организовала ребят, для того чтобы помогли мне отправить багаж, потом именно по ее просьбе, как я понимаю, все девочки ее комнаты поехали меня провожать и помогали нести тяжелые вещи. Как мужественно она терпела прощание и лишь в конце не выдержала и заплакала. Она, кажется, поняла, что мы уже никогда не будем почти постоянно рядом, как это было в последние два с половиной месяца.
Никаких особых отношений с этой девушкой не было, но, возможно, в силу своего и моего одиночества, она всякий свободный час или несколько часов, старалась найти меня и в силу своей привычки китайской женщины проявить заботу о понравившемся ей человеку старалась всячески помочь. Причем делала она это совершенно бескорыстно, не только не требуя ничего взамен, но даже искренне отказываясь от моих скромных предложений угостить ее чем-то: конфетами, мороженым или фруктами.
Всплывали разные воспоминания и не давала покоя мысль о том, что, к сожалению, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Эти десять месяцев были настолько интенсивными и насыщенными, оставили так много впечатлений, что, казалось, я прожил еще одну жизнь. Я понимал, что даже возвращение сюда через месяц не даст мне всего того, что я уже пережил за этот год. А наличие жены и дочки может повернуть эту жизнь совсем в иную плоскость. Я опасался, что им будет мало интересно, они начнут скучать, будут переживать за оставленных дома еще не таких уж и взрослых сыновей. С трудом поймут китайское окружение, если вообще захотят понять и принять его. И тогда из хорошего дела может получиться «пшик».
Во время пути еще по Китаю отметил для себя еще одно уникальное явление. Рядом с каким-то поселком неожиданно открылся небольшой пруд. Погода была по-летнему жаркой. И в этом пруду десяток-полтора русалок разных возрастов в натуральном виде прародительницы Евы принимали водные процедуры. При приближении поезда некоторые из них присели в воду, некоторые так и остались сверкать белизной назагорелых мест. Похоже на банные процедуры.
На пограничную станцию Маньчжурия поезд приходит рано утром. В купе вошла китайская таможенница и поинтересовалась, нет ли наркотиков. Интересно, на какой ответ она рассчитывала от тех, кто действительно вез бы наркотики. Очень удивилась тому, что я стал разговаривать на китайском языке. Попросила снять чемодан, взяла удостоверение об окончании стажировки. Спросила, что в чемодане, и сама же ответила, что там одежда, которую увидела сверху. На том и удалилась.
Затем вошла симпатичная пограничница, попросила предъявить паспорт и цзюйлючжэн (документ, дающий право на временное проживание в Китае). Поскольку на выезде цзюйлючжэн забирают, то передавая ей документы, я заметил, что намерен через месяц приехать назад.
- У меня есть приглашение на работу. Нужно ли будет продлевать цзюйлючжэн?
- Хорошо, я узнаю у начальника, - ответила мне пограничница и вышла из купе.
Немного позже она же вернула мне паспорт вместе с цзюйлючжэном.
Все пассажиры отправились сметать товары с полок китайского магазина. После этого поезд медленно двинулся к большой арке, на которой все еще красовалась надпись «СССР». Рядом с поездом летела птица-нарушительница. «Хорошо птице – не знает границы!» – подумал я. – «Может совершенно свободно, беспошлинно и беспаспортно летать и туда, и сюда».
В Забайкальске включил приемник и... услышал: «Две странницы вечных – любовь и разлука – проходят сквозь сердце мое...» Фраза, которая уже несколько дней вертелась в моем мозгу и не давала мне покоя. Странно, но я совершенно не испытывал радости от возвращения на Родину.
На каждой остановке проводницы, две гнусные толстые бабы, иначе их называть было трудно, вели торговлю прямо из тамбура. При этом даже выражали недовольство своими пассажирами, перед станцией активно выгоняя пассажиров: «Быстрее выходите, не мешайте работать!» Похоже на то, что это была их основная работа и основной заработок. Поезд из-за этой торговли с трудом отходил от станций, иногда они даже срывали стоп-краны, потому что они не успевали рассчитаться со своими покупателями или пассажиры не успевали забежать в вагон.
Транспортная милиция, проходя по вагонам, останавливалась около купе, где ехали китайцы, с одним вопросом: «Что везете, что есть?» Подразумевалось, покажите и подарите, иначе мы будем долго проверять и обязательно найдем какие-то мифические нарушения. С такими же вопросами проходили и ревизоры. Цирк! Но наблюдать этот цирк было очень стыдно.
Лица нетрезвой наружности, от вида которых уже достаточно отвык за этот год, вскоре стали появляться не только на перронах первых российских станций, но и в самом поезде, ведь в России этот поезд не считается международным, и в него сажают любых пассажиров, как в обычный проходящий состав.
Другим знаковым событием стало то, что при проезде последних перед Москвой станций поезд неожиданно для всех вдруг подвергся санитарной обработке. Проводники стали поспешно наводить порядок в вагонах, протирать пыль, протирать стекла, мыть туалеты. На одной из станций весь поезд сверху быстро облили водой и стали старательно мыть щетками не только проводницы, но и специально присланные для этого рабочие станции. Пассажирам трудно было понять столь трогательную заботу об этом составе.
И только по прибытии в Москву, когда мы увидели огромные толпы встречающих и целый митинг, срочно организованный на перроне Ярославского вокзала, мы узнали причины всей этой суеты. Оказалось, что к этому поезду в Чите был прицеплен спецвагон, в котором по-буржуйски отдельно от всех следовал «великий русский писатель современности», «совесть России», как долго величали А.Солженицына. А встречать его лично приезжал другой «гигант мысли и великих разрушающих дел», Президент России, гарант, так и оставшийся в душе простым пьяницей-прорабом с рядовой свердловской стройки.
Меня же встречал мой родной брат, оставшийся в результате «великих» капиталистических преобразований в стране безработным, которого я перед отправлением из Пекина успел предупредить о своем возвращении и просил помочь мне перебраться с вещами на другой вокзал для пересадки. Но мы оба наверняка были намного более счастливы от нашей встречи, чем те двое «великих», никогда не знавшие и вряд ли всерьез уважавшие друг друга.
Забрав мои вещи, мы с братом отправились к знакомым переночевать, поскольку мой багаж, пришедший с этим же поездом, как мне объяснили, можно было получить только на следующий день. Вечером, за ужином мы с братом приняли на грудь энную толику граммов настоящей русской водки, и я еще долго рассказывал ему о своих приключениях в Поднебесной.
На следующее утро мы отправились в таможенное отделение того же вокзала, чтобы получить свой багаж. Но не тут-то было. Толстомордый таможенник, скрывавшийся за большим стеклом своего дежурного отделения, едва глянув на накладную, которую я передал ему в крошечное окошко, заявил:
- Ваш багаж еще не поступил.
- А когда он поступит, ведь мне еще нужно ехать дальше.
Это было моей большой ошибкой. Я дал понять этому чиновнику, что тороплюсь, и теперь был у них на крючке. Но понял это я слишком поздно, потому что по-прежнему пребывал в состоянии эйфории от возвращения. Сильная нервотрепка до отъезда, жара, долгая дорога, ночи недосыпания, похмелье от вчерашней встречи не позволяли мне разумно проанализировать обстановку. Поэтому я спокойно отошел от окошка и стал ждать, продолжая рассказывать брату о наиболее выдающихся событиях своей китайской жизни.
Время от времени я подходил к окошку, для того чтобы услышать в очередной раз все одну и ту же фразу. Мне бы, дураку, сразу же спросить, сколько вам надо за то, чтобы я мог получить свой багаж, не превышающий таможенных норм и не содержащий запрещенных предметов. Но я все еще был советским человеком, который приехал на Родину, был среди своих, разговаривал на родном русском языке, поэтому мне даже и в голову не могла прийти мысль, что все это делается нарочно.
Первую половину дня мы даже и не заметили, считая все обычным русским головотяпством с доставкой грузов из одного склада на другой. «На-ив-ны-е!», - как охарактеризовал бы наши действия сатирик Задорнов.
В обед мы перекусили в «капиталистической» России какими-то драными бутербродами из станционного буфета по бешенным ценам и... стали продолжать ждать. Только через некоторое время я начал нервничать, вспомнив вдруг, что сегодня пятница, и если мой багаж не придет сегодня, то я смогу его получить только в понедельник, что в мои рассчеты ни коим образом не входило. Я стал раз за разом теребить таможенника, переходя уже на раздраженный тон, но над ним не висел дамоклов меч отправления другого поезда совсем с другого вокзала, сидел он, надежно укрытый за толстым стеклом, как крокодил в пекинском зоопарке, поэтому никак на мои раздражения не реагировал.
И только около пяти часов вечера, когда я уже весь изнервничался, а таможенник понял, что с этого придурка ничего не возьмешь, он позволил мне пройти на склад, для того чтобы найти свой багаж.
Мой багаж стоял буквально у двери склада, поэтому искать его не пришлось, но был он каким-то потрепанным, а мешок, в который он был тщательно упакован в Пекине, был разорван по шву. Выяснять все эти явные нарушения доставки багажа, ведь даже проверку вещей таможенники обязаны были делать в моем присутствии, у меня уже не было ни времени, ни желания. А рассчет таможенников как раз к этому и сводился. Быстро расписавшись за получение, я схватил свой мешок и выбежал искать такси, чтобы добраться до Киевского вокзала.
Это в «свободной, демократической» России тоже оказалось непростым делом, так как советских такси со счетчиком давно уже не было. А с шабашниками договариваться было почти невозможно, особенно в пределах привокзального района. С трудом удалось договориться по цене, устроившей обе стороны. Но это было намного дороже, чем та колымага, которая везла нас на китайском острове Хайнань.
Приехав на Киевский вокзал, я стал, наконец, разбираться со своим многострадальным багажом и, конечно же, не досчитался многих предметов, с таким трудом найденных и закупленных в Китае. Все было понятно: каждый из таможенников, а может быть и рабочих, взяли оттуда по сувенирчику. Просто так. На память. Но и мне в памяти сделали зарубку на всю оставшуюся жизнь. Хотя кто знает, сколько той жизни у тебя остается.
Отделив брату часть тех подарков, которые предназначались моим российским родственникам, я переложил вещи, отправлявшиеся со мной в Киев. Брат посадил меня на поезд и уехал на свой вокзал, чтобы тоже ехать домой.
Ночью в вагоне мне стало плохо. Скорый поезд, на котором я ехал, делал остановку только в Брянске, где новоявленного «доктора Живаго» и высадили подоспевшие к поезду врачи, которые в станционном медпункте сразу же сделали мне укол. До состояния, в котором оказался известный «Господин из Сан-Франциско», дело, к счастью, на этот раз не дошло...
(Москва – Пекин – Москва. 1993-1994 гг)
На сайте А. Назаревского есть очень интересная рубрика: "Я вспоминаю...". На ней Вы легко найдете повесть А. Шанина "Суворовская юность", отрывки из которой Анатолий уже разместил и на наших страницах. Есть там и рассказ М. Рябова "Как я "стал" арабистом". Миша еще не успел представить его нашему вниманию. Я думаю, он не обидится, если мы разместим этот рассказ на нашем сайте. К сожалению, фотографии с его изображением в 1967 году и в настоящее время не получились. Но если у него будет желание, мы их увидим.
Михаил Викторович Рябов Восток - 74
Как я «стал» арабистом
Август 1967 года. Cданы вступительные экзамены в будущую "альма-матер" - Военный институт иностранных языков (ВИИЯ). Осталось только пройти мандатную комиссию.
… В назначенный день и час я вошел в большой зал. За столами сидела большая группа генералов и офицеров во главе с начальником Института Героем Советского Союза генерал-полковником А.М. Андреевым, нашим любимым "Дедом". Он то и задал мне один-единственный вопрос: "Ну, товарищ Рябов, какой язык хотите учить?" Ответ у меня естественно был готов заранее: "Товарищ генерал-полковник, я очень люблю немецкий язык, немецкую культуру и хотел бы продолжать их изучение в ВИИЯ". На мое проявление чувств «Дед» отреагировал несколько грубовато по форме, но всеисчерпывающе по содержанию: "Товарищ Рябов! Не с Вашей, извините, физиономией учить немецкий язык! Пойдете на II-ой факультет, к генералу Внуковскому, на персидский язык. А в качестве второго языка мы планируем "персам" дать немецкий. Вот и совместите приятное с полезным". На этом, однако, дело не закончилось…
Через день, на очередном построении, старшина курса зачитал списки слушателей, которые на следующее утро должны были убыть в лагерь. И я вдруг услышал свою фамилию в списке тех, кто будет изучать… арабский язык. На всю оставшуюся жизнь мне была загадана загадка, которую я так и не смог разгадать: кто и почему «определил» меня в арабисты! Единственное, что приходит на ум, просто не хватило людей на арабский язык. И моя «морда лица» оказалась, как нельзя, кстати… Тем паче, что Афганистан тогда жил спокойно. Но, справедливости ради, не могу не сказать, что при всей сохранившейся у меня до сих пор любви к немецкому языку, я ни разу не пожалел об этом «своем» выборе…
Данная фотография сделана в конце июня 1974 года, через несколько дней после столь долгожданного выпуска из ВИИЯ, пребывание в котором затянулось аж на целых 7 лет!!! И то, только лишь благодаря личному вмешательству Министра Обороны маршала А.А.Гречко. Он, приехав в 1973 году в ВИИЯ и услышав в докладе начальника института генерал-полковника И.С.Катышкина о нашем курсе, спросил:
- Генерал, сколько эти люди у вас учатся?!
- Шесть с половиной лет, товарищ министр обороны.
- А сколько им еще осталось учиться?
- Еще полтора года.
Министр буквально взорвался: «Да вы что, генерал, будете мне офицеров по десять лет готовить?! Вот за полгода выучить и выпустить!!!»
Итак, позади 4 года учебы непосредственно в Институте, и 3 года в Египте. Две командировки (на один и два года соответственно), вместившие в себя массу событий: участие в боевых действиях в составе советской 18-ой зенитной ракетной дивизии особого назначения войск ПВО страны, работу с советниками в штабе 3-ей полевой армии в зоне боевых действий на Суэцком канале, эвакуацию советского военного персонала (по решению президента Анвара Садата, 1972 год), еще один год работы в оставшейся после эвакуации небольшой группе специалистов ПВО и возвращение на Родину для завершения учебы в Институте…
А впереди – командировка в Сомали с целью изучения только-только появившегося на лингвистической карте мира нового языка – сомалийского, работа переводчиком Главного военного советника – советника министра обороны Сомали, вторая война (сомалийско-эфиопская) и вторая же эвакуация советского военного персонала (на этот раз по решению президента Сиада Барре, 1977 год). Затем два года службы бортовым переводчиком в центре ВТА ВВС в Иванове по переучиванию летного состава ВВС армий ряда арабских стран на самолетах Ил-76, и пару раз «подаренная» некоторыми из наших обучаемых возможность сесть «ниже земли»… После Иванова - командировка в Ирак и… (совершенно правильно!!!) третья война, ирано-иракская, и третья эвакуация (1980 год). Правда, на этот раз эвакуировались только члены семей. Была информация о том, что Саддам Хусейн хотел выпроводить всех советских военных специалистов. И мы сидели «на чемоданах», ожидая команды на эвакуацию под чрезвычайно актуальным для Ирака кодовым название «Финик»…
Но по каким-то причинам именно тогда Саддам на это не решился (спустя годы, в 90-х, такое решение было им принято). И, наконец, уход с переводческой работы на научную.
Но обо всем этом я на этой фотографии пока еще ничегошеньки не знаю…
Глава 3. Вдоль сопок Маньчжурии.
Затем началась Маньчжурия. Но знаменитых гор Большого или даже Малого Хингана, о которых нам говорили в институте на занятиях по страноведению, или хотя бы сопок, воспетых в песнях, там, где мы проезжали, было незаметно, видимо, наши предки для строительства этой железной дороги, которая раньше называлась КВЖД, специально выбирали участки с равнинным рельефом. Горы, похоже, располагаются где-то южнее. Вдоль дороги все те же степи, болота, но иногда около деревень уже встречались и поля. Поля разбиты на участки, но межей не видно. В это время года крестьяне убирали кукурузу, но кое-кто уже и пахал на лошадках или на ослах, иногда были видны и маленькие тракторочки индивидуального пользования. Больших тракторов и комбайнов уже и не видно – пресловутых маоцзэдуновских «коммун» больше нет. «Как они умудряются не задевать соседних участков и не враждовать по этому поводу?» – подумал я, глядя на очень ровные участки, между которыми не было таких характерных для наших полей межей, хотя поля явно принадлежали разным хозяевам.
Дома в деревнях больше глинобитные, как в Средней Азии, но иногда попадаются и кирпичные. С кирпичом в Китае нет проблем, но для простых крестьян все же дорого. Планировка усадьбы довольно своеобразна: дома лепятся друг к другу, но выход из дома имеют, как правило, в свой, хоть и очень маленький дворик, окруженный со всех сторон глухими глиняными или кирпичными стенами, по принципу «Мой дом – моя крепость». Туда же, во двор, выходит и единственное во всем доме окно или два по сторонам двери. Другие стены дома, выходящие наружу, такие же глухие. Все дома покрыты черепицей. У старых домов крыши еще имеют характерный немного изогнутый вид, а у новых крыши уже прямые. Во дворе в лучшем случае только одно-два дерева, но никаких других растений незаметно. Хозяйственные постройки у деревенских хозяев чуть в стороне, могут быть даже вне дворика.
Одна из таких хозяйственных построек неожиданно привлекла мое внимание, потому что недалеко от железнодорожного полотна, по которому шел наш поезд, была очередная деревенька. Перед домом было сооружено что-то похожее на небольшой свинарник с низкими стеночками и выходом, но без крыши, поэтому прямо за этой стеночкой стояла женщина, и можно было бы подумать, что она просто занимается хозяйственными делами, если бы она вдруг не произвела некоторых действий руками, расстегивая ремень на брюках, стеночка сооружения была ей как раз по пояс, поэтому заметить ее действия было нетрудно, затем резко присела, и над стеночкой осталась видна только ее голова, вращающаяся почти на 360 градусов и настороженно оглядывающая подступы к ее укрытию.
В городах, которые мы проезжали, стояли такие же блочные дома, как и у нас. Наши, правда, все же не всегда выглядят такими серыми и грязными, какие я увидел здесь. Чаще всего в городах эти дома объединены в общие блоки по нескольку домов, окруженные глухой кирпичной стеной или реже металлической оградой-решеткой, ограничивающими определенную территорию только этого двора. Вход через ворота на территорию такого двора-квартала иногда охраняют наемные охранники. Но кроме этого во время торжеств и бед народных существуют еще и добровольные дружинники из пенсионеров с красными повязками, которые по своей подозрительности, особенно по отношению к иностранцам, легко отличающихся от китайцев по внешнему виду, будут посерьезнее любых охранников.
В городах очень много самостроя по типу «шанхайчиков»: строения, которые вполне можно назвать шалашами, лепятся к любой стене в любом месте, но все-таки имеют, хоть и маленький, в два-три квадратных метра, но дворик, окруженный хоть и плохонькой, но стеночкой. Такие самостроенные фанцзы чем-то очень напоминают известный нам по детским книгам «домик кума Тыквы» из «Приключений Чипполино», с таким же упорством и трудом воздвигаемый только для того, чтобы спрятаться под крышу, и такой же социально незащищенный, поскольку возводится без всяких прав, а потому может быть снесен в любое время по приказу любого «сеньора Помидора», а надуваться таковыми, как я понял позже, здесь умеют.
Фактически китайским домом является вся эта огороженная территория, потому что большая часть времени, как я понял, у жителей проходит, если не на работе вне дома, то именно на улице во дворике, который становится своеобразной гостиной. Внутри дома только спят и иногда едят в плохую погоду. А вот во дворике отдыхают, общаются и занимаются различными хозяйственными делами: моют и готовят овощи, готовят обед, стирают, чинят вещи, даже моют голову. Так, довольно молодая девушка или женщина вынесла прямо на улицу табурет, поставила на него небольшой тазик, налила из термоса горячей воды, взяла шампунь, слегка оголила шею, наклонилась и принялась спокойно мыть голову, нисколько не обращая внимания на проходящих мимо людей и проезжающие машины. В другом городе аналогичное купание в тазике было осуществлено с малышом лет пяти-шести. Действительно, что естественно, то не позорно.
Гигиенические процедуры прямо на улице никого не смущают
Вечером, как только становится похолоднее, начинают топить печи, но не углем, а углеконцентратами. Это специально изготовленные из каких-то углеотходов цилиндрики диаметром 10 см со сквозными отверстиями для огня. Эти цилиндрики специальным крючком укладывают в топку такого же диаметра, а после прогорания вытаскивают тот же цилиндрик, только уже шлаковый. В это время над поселком или над городом поднимается сизоватый дымок, запах которого ощущается даже в закрытом вагоне поезда. Копоть исходила также и от паровозов, встреча с которыми состоялась сразу же на первых китайских станциях, как встреча с детством и юностью. Когда-то наша семья жила в своем доме с печным отоплением недалеко от железнодорожной станции, поэтому запахи дыма от топящихся печек, запахи железной дороги от паровозной копоти, гудки паровозов и металлические голоса станционных диспетчеров по селектору были знакомы мне с детства.
Но наш международный поезд на протяжении всего пути тянул все-таки тепловоз. Проехали город Дацин с его нефтедобывающими качающимися «гусями» справа и слева от железнодорожного полотна.
На станционных платформах по-прежнему было абсолютно пусто: если бы не вытягивающиеся в приветствии при прохождении поезда через станции железнодорожники и полицейские, то казалось бы, что они совершенно безжизненны. Сначала я подумал, что такая честь оказывается только международному поезду, но в дальнейшем убедился, что так вообще принято в Китае на железной дороге, где сохраняются военные порядки, более жесткие, чем в других государственных организациях. Пассажиры, готовящиеся к посадке, обычно толпятся за решетками вокзалов вне железнодорожных платформ, а затем минут за десять до отправления поезда их начинают пропускать через контрольные турникеты, проверяя при этом проездные билеты. Все, естественно, торопятся, толкаются, бегут, боясь опоздать и торопясь захватить места в общих вагонах. Для выхода на платформу без проездного билета, например, чтобы проводить или встретить кого-то, необходимо покупать перронный билет, чего китайцы обычно не делают, поэтому прощаются с отъезжающими здесь же у турникетов.
Во время остановки в Харбине, где выходил наш молодой попутчик, мы вышли его проводить и немного прогулялись по платформе. В одном из подземных переходов показался мужчина, желающий выйти на платформу, где стоял наш поезд, но его попытка была тут же пресечена подбежавшим полицейским. Наш сосед так и не дождался тех, кто должен был его встречать. Не знаю, что было у него на душе, но мне было немного обидно за него. Потом только я узнал, что все встречающие обычно тоже стоят за решеткой у выхода с вокзала у турникетов, только выходных, где у выходящих пассажиров опять проверяют их проездные билеты.
Поезд повернул на юг, и пейзаж за окном понемногу стал меняться: стало больше поселков и деревень, больше обработанных полей с гаоляном и кукурузой, поделенных на длинные ленты, и кажется, сам бог не поймет, где и как нужно косить, чтобы не задеть соседский урожай. Чуть южнее стали попадаться и рисовые поля. Вблизи городов вообще был занят почти каждый участочек земли, даже вдоль железной дороги. На этих участочках в основном сажают овощи.
Вскоре у деревень я стал различать отдельные могилы и целые кладбища, которые представляли собой бесхозные и неухоженные участки земли. Могилы в виде небольших курганчиков земли, не выше метра, располагаются обычно в беспорядке. Никаких сооружений религиозно-культового плана, типа наших церквей, рядом заметно не было. На некоторых могилах есть небольшие, чуть меньше, чем на наших кладбищах, каменные или бетонные стеллы полуметровой или метровой высоты. На свежих могилах лежат венки и цветы. Но еще очень часто, несмотря на официальный запрет хоронить на полях, могилы по традиции располагаются прямо у поля или даже на самом поле, занимая частицу такой дорогой посевной площади.
И хотя в тот день был праздник, праздничного настроения в нашем понимании у жителей городов и тем более деревень было совершенно незаметно. Сразу вспомнил торжественно-оживленную обстановку в наших городах и деревнях, которые были в праздничные дни 7 ноября или 1 мая. Я попытался было разобраться в лозунгах и многочисленных вывесках, считая их праздничными транспарантами, стараясь найти там хотя бы знакомые слова, но тщетно. Получалось, что это просто какой-то набор иероглифов. Проанализировать такие вывески не представлялось возможным, потому что они пролетали мимо со скоростью поезда. Позже я понял, что это всего лишь разновидность рекламы различных компаний, большей частью вообще с транскрипцией иностранных названий, которая висит постоянно и к празднику не имеет никакого отношения.
Через какое-то время мы проехали город Чанчунь. Было заметно, что это тоже крупный промышленный центр. Мои соседи рассказали мне, что центральный проспект этого города по-прежнему носит имя Сталина, а на площади Победы есть памятник советским воинам, которые погибли при освобождении Северо-востока Китая, то есть этой самой Маньчжурии, от японских захватчиков. Позднее, когда мне приходилось бывать здесь, я заметил, что доброе отношение к Советскому Союзу, к России у простых жителей этих северо- восточных провинций Китая сохранилось в большинстве своем лучше, чем у жителей других районов страны. При общем падении интереса к русскому языку в стране в этих провинциях изучение русского языка сохранилось во многих школах и университетах. Люди любят не только слушать, но и петь русские песни, знают советские кинофильмы. Многие стараются отправить своих детей учиться именно в Россию, надеясь, видимо, на большую возможность общения именно с Россией. Здесь вышла одна из девушек, ехавшая в нашем вагоне. Она пробыла в России больше года и была очень взволнована предстоящей встречей с родными. На платформе ее встретил старший брат, который не только не поцеловал, но даже не обнял сестру, а просто назвал ее по имени вместо приветствия и взял у нее из рук одну из тяжелых сумок. По нашим понятиям встреча более чем холодная, а в Китае так принято.
Шеньян – центр провинции Ляонин и фактически промышленный центр всей Манчжурии мы проехали ночью. А после Тяньцзиня нас уже стали будить проводники – нужно было готовиться к выходу. Через час мы должны были прибыть в Пекин.