Дневники

Я, что называется, уже собирал чемоданы, с тоской разглядывая некоторые места Пекина, к которым очень привык и которых мне, судя по всему, уже больше не предстояло увидеть. Не знаю почему, но мне просто жутко не хотелось уезжать отсюда, причем в этой страсти было не только желание продолжить знакомство со страной, не только желание лучше познать язык, не только желание добиться цели, к которой страстно стремился, не только желание получать более достойную зарплату, не только ощущение свободы, которую чувствовал почти весь период пребывания, а что-то еще более существенное, что было даже трудно объяснить. Я просто физически ощущал, что должен остаться здесь еще на какое-то время. А время шло, и мои надежды убывали вместе с этим временем.

Приобретя билет на обратный путь, я успел уже сдать багаж, и вдруг за три дня до отъезда, когда никаких надежд, казалось, уже не оставалось, меня позвали к телефону, и женщина из Комитета по делам иностранных специалистов пригласила меня к себе. Можно себе представить на какой скорости, которую можно было только выжать из моего двухколесного транспортного средства, я мчался на эту встречу, сметая на своем пути всех нерасторопных китайцев, мешавших мне торопиться.

Во время встречи женщина сообщила мне, что есть два варианта работы преподавателя: один на севере, другой в провинции Шаньдун. В принципе на любой из них я бы согласился, но она настаивала именно на университете, который находится в Шаньдуне, потому что там была выше зарплата. Времени на раздумья у меня уже не оставалось, советоваться тоже было не с кем, поэтому я согласился с ее предложением. Мы с ней сразу же отправили мои данные в этот университет, поскольку мне еще до отъезда необходимо было получить официальное приглашение для оформления визы в Киеве. Такое приглашение, а вернее, только факсовую копию его и копию договора я получил уже в последний день перед самым отъездом.

Что называется, наконец-то сбылась мечта идиота! Я возвращался назад не только с некоторым количеством заработанных денег, с большим количеством необходимых вещей и подарков, но и с перспективами на дальнейшую хорошую работу. Как тут было не радоваться? Это было неплохой наградой за все тяготы и лишения, за всю жару и другие мучения, за все предательства и издевательства, а главное, было хорошей базой для самоутверждения в той непростой обстановке, которая по-прежнему царила в своей стране.

В конце месяца мои студенты написали экзаменационную работу, оценить которую мне было очень трудно. Мы с их руководителем профессором Пань Хун решили оценивать ее просто методом зачета, который за старание получили почти все, во всяком случае, все те, кто хоть что-то написал, а не сдал чистый лист.

Подводя итоги я сказал:

- Мне было очень интересно с вами работать, но за эти 17 занятий мы только-только успели немного познакомиться. Научиться же за это короткое время русскому языку, тем более научиться писать какие-то работы невозможно, поэтому я даже немного неудовлетворен своей работой. Вижу, что и некоторые из вас тоже немного разочарованы, надеялись на большее. Кое-кто даже указывал, что методика китайских преподавателей им нравится больше. Я понимаю, что вам трудно понять мою речь на русском языке, а речь китайских преподавателей на китайском для вас является родной. Своей целью я ставил исправление ошибок в русском языке, которые вы делаете, несмотря на работу даже своих китайских преподавателей. Наша задача состояла в том, чтобы не говорить о русском языке, а пытаться им пользоваться.

Руководство факультета устроило посиделки явно по инициативе профессора Пань Хун, но хорошего разговора не получилось: все понимали, что я обижен на них за то, что они отказались приглашать меня в свой университет. Перед отъездом у меня побывали все знакомые мне люди: профессора Ли Миньбин и Ли Цзышен, магистрантка Ксения, ее подруга Вера. Приходили попрощаться.

Но приятнее всех удивил один из дежурных в нашем общежитии для иностранцев, с которым мы даже не были знакомы. Этот пожилой человек, как правило здесь работают вышедшие на пенсию преподаватели, вдруг стал выяснять, когда я еду, приеду ли еще и пожелал мне возвратиться, высказываясь весьма тепло в мой адрес. Это меня немного растрогало. Все-таки люди видят многое со стороны, чего мы сами порой не замечаем. Ведь дежурные не могли не видеть, что я не дебоширил и не пьянствовал, что ко мне постоянно приходили и разыскивали меня китайцы разных возрастов, и молодые и старые, которым я был зачем-то нужен.

Наступило время прощания и в нашей лавке на рынке. Мои молодые друзья были очень расстроены, во-первых, потому что за эти полгода они очень привязались ко мне, а во-вторых, они оставались без нужного им переводчика, которого еще предстояло где-то найти. Они пригласили меня на прощальный ужин и даже хотели прийти проводить меня на вокзал.

Глядя на то, как наши «челноки» активно закупают их кофты, я тоже решил приобрести такие кофты в качестве подарков для своих родственниц. Эти кофты обладали большими преимуществами перед другими подарками, поскольку их размеры подходили на любой рост и объем как груди, так и всего прочего. Они вполне отвечали вкусам любой самой прихотливой модницы. В их неплохом качестве за это время я успел убедиться даже сам, поскольку всю зиму носил на работу для сугрева мужской вариант кофты из такого же материала, и главное, весили они совсем немного, а именно вес был для меня большой проблемой. Собираясь уходить, я обратился к господину Ляну, который в это время остался старшим:

       - Я хочу купить у вас несколько кофт в качестве подарков для своих родственниц.

       Я отобрал из коробок разные кофты, которые по моему разумению подходили разным женщинам моей семьи, и достал кошелек для того, чтобы рассчитаться.

       - Что вы, что вы? – возмутился Лян, отталкивая мои деньги. – Это наш подарок вашим родным.

       - Нет, нет! Я хочу купить, – пытался возражать я.

       - Берите, берите, не стесняйтесь. У нас есть обычай, отправлять подарки родным того друга, который уезжает.

       Молодой рабочий Алун, с которым у меня сложились особенно хорошие отношения, молча складывая отобранные мною кофты, в этот момент стал незаметно оттирать меня от хозяина, тем самым как бы стараясь прекратить наш ненужный спор и не дать мне расплатиться. Немного поломавшись, я все-таки вынужден был взять эти кофты в качестве подарка. Надо признать, что особенно уязвленным при этом я себя совсем не чувствовал, потому что понимал, что какой-то дополнительный доход я им все-таки приносил.

          Приезжать с пустыми руками без подарков для многочисленных родственников и друзей я, естественно, не мог, а взять все, что я закупил, с собой в вагон тоже не мог, вес явно превышал установленные пределы.Естественно, в первую очередь надо было подобрать подарки для своей семьи и близких родственников, но нельзя было оставить без подарков и ректорат, отдел кадров, работников отдела по иностранным делам, моих киевских студентов, соседей, учительниц моих детей. Вот только небольшой перечень вещей, которые я закупал: джинсы, кожаные куртки, вазы, жемчуг, перчатки, обувь, халаты шелковые, чай, свитера, кофты, пуховик, ночнушки, белье, ремни. Среди них выделялись сувениры: вазы деревянные, покрытые лаком, фигурки из нефрита, двусторонняя вышивка, шары с внутренней вырезкой, колокольчики, зажигалки, табакерки.

         На Пекинском вокзале перед посадкой единственного международного поезда Пекин-Москва, у пассажиров не только проверяют билеты при выходе на платформу, но у дверей стоят большие весы-ваги, на которых скурпулезно проверяют, как при регистрации в аэропорту, вес всего багажа пассажира, вес которого показался явно превышенным. Я уже не раз отправлял на Родину своих друзей и знакомых, поэтому хорошо знал эту мерзкую процедуру, во время которой китайские чиновницы стояли насмерть, как сибиряки под Москвой: «Ни шагу назад!». Плата за килограмм перевеса была значительной, как штраф. Но и я был не лыком шит, и предыдущие провожания тоже принесли мне некоторый опыт. Совсем наглеть я не собирался, поэтому, сначала собрав наиболее тяжелые вещи, такие как книги, небьющиеся подарки и часть своей одежды, я чуть раньше упаковал их и отправил багажом, следующим с этим же поездом. Все остальное уложил таким образом, чтобы в чемодане и в сумке оказались наиболее легкие вещи, которые, увы, тоже уже потянули за тридцать килограммов, а вещи потяжелее, а тем более бьющиеся хрупкие китайские вазочки из тончайшего фарфора сложил в два рюкзачка, свой и тот, который купил для дочки.

        Провожать меня на вокзал поехала группа студенток, с которыми мы чаще других ездили на разные экскурсии и с которыми у меня сложились лучшие отношения. Мы приехали на вокзал чуть раньше посадки. Я купил им перонные билеты, чтобы они тоже могли пройти к поезду. На наиболее крепких из них я надел свои вещмешки, в их студенческие вещмешки сложил продукты, которые тоже входили бы в вес, и отправился на посадку уже тогда, когда до отправления поезда оставалось минут десять, что по китайским меркам было очень напряженно, и мои провожающие за это время совсем изволновались.

        Подбежав в ускоренном аллюре к вышеобозначенным весам, я успел только взвесить чемодан и сумку, которые держал в руках, а потом мои подопечные, закричав на проверяющих женщин, что их любимый учитель может опоздать на поезд, бросились всей толпой к моему вагону, где и оставили весь дополнительный груз из своих рюкзаков. Мы успели еще выйти на платформу. Девочки откровенно плакали, но я успокаивал их тем, что все-таки вернусь в Китай, пусть даже не к ним в университет, но мы обязательно встретимся. 

          И мы действительно встретились уже в следующем году, когда ребята к удивлению, а может быть и к недовольству своего начальства пригласили меня, уже работавшего в другом университете, на общее фотографирование по случаю их выпуска.

                 Выпускная фотография моих студентов Пекинского университета