Дневники

Чуть позже мы побывали в летнем дворце императоров парке Ихэюань, который сейчас превращен в парк-музей и пользуется огромной популярностью. Было приятной неожиданностью, что «во дни торжеств народных» двери парков распахнуты настежь, то есть по праздникам вход был бесплатным. Этот дворец, на который императрица Цыси потратила, по словам китайцев, все средства, необходимые для создания современного по тем временам флота Китая, и тем самым лишила государство возможности защитить свою независимость во время второй опиумной войны. Но оставим китайцам самим судить вопросы своей далеко не бесспорной истории и отдадим должное тому, что парк действительно получился красивым. Всё такие же, как и в Гугуне, только приземленные дворцовые постройки раскинулись у подножия горы. На склоне горы разместился придворный Храм благовоний. А дворцовые постройки с храмом соединяет удивительная по красоте длинная галерея, состоящая из 273 секций. Каждый пролет крыши галереи украшают жанровые сцены на темы китайских преданий и литературных произведений. После посещения Ихэюаня одна студентка выразила свои чувства так: «Как в сказке побывала». Да, действительно, сказочного тут много, хотя вместе со сказочным такая жуткая проза жизни, к сожалению, в виде дремучей невоспитанности, обилия грязи на земле и в воздухе. Да и люди, как и везде, бывают разные.

У моста семнадцати пролетов

Перед горой создано огромное искусственное озеро Куньминьху с островом, с великолепными ажурными горбатыми мостиками через проливы. Один мост соединяет остров с восточным берегом озера. Мост стоит на 16 опорах и имеет 17 пролетов. По обеим сторонам моста вдоль перил установлены мраморные столбики с 500 небольшими мраморными изображениями львиц с львятами, причем, ни одна из композиций не повторяет другую. На острове множество разных построек, беседок и двориков, куда члены императорской семьи приплывали на лодке и отдыхали, прятались от дождя и даже имели возможность помолиться в небольшом храме духа-дракона этого озера.

 Зимой же на льду этого озера тоже бывает масса резвящегося народа – катаются даже на коньках, что очень непривычно для этих мест. В это время года я постоянно удивлялся издевательствам китайских мамаш над своими малолетними детишками, которые по жуткой традиции даже зимой носят штанишки с прорехой между ног. Ребенок может быть укутан в кучу одежек, но остается с неприкрытой головой и голой попой, а иногда даже садится на мерзлую землю. Жуткая картина!

Однажды вечером нас отвезли на спектакль Пекинской оперы, который проходил почему-то в специальном зале при гостинице Цяньмэнь. Видимо, чтобы быть поближе к иностранцам, которым, по общекитайскому признанию, этот самобытный вид искусства нравится больше, чем самим китайцам. Хотя многие, особенно пожилые китайцы знают и содержание наиболее известных спектаклей, а иногда даже могут исполнить отдельные фрагменты из этих, так называемых, опер. Но эти спектакли, к сожалению, абсолютно не пользуются популярностью среди молодежи скорее всего по той причине, что молодые люди слышали и видели эти спектакли только по телевизору и совершенно не имеют представления, что такое настоящий спектакль, идущий вживую.

Пекинская опера далеко ушла от своей «бродячей прабабки» и превратилась в дорогостоящий вид элитного искусства с целью выкачивания денег в основном из богатеньких иностранцев, идущих на эти спектакли чаще всего из-за экзотики. Это у нас театр начинается с вешалки, в Китае театр начинается с экзотики уже в фойе, где находится большое количество разных лотков с безделушками, сувенирами, открытками, видеопленками и видеодисками, в основном посвященными именно этому виду искусства Китая. Естественно, втридорога, ведь все это можно приобрести в другом месте гораздо дешевле. Вешалок же вообще не существует, и зрители сидят в верхней одежде. Хорошо, если кто догадается хоть шапку снять.

Зрительный зал поделен на две части: для «белых» отдельные столики с напитками и легкими закусками и для «черных» с обычными рядами не очень удобных кресел. В этот день и та, и другая часть были заполнены только иностранцами. Спектакль, который был разделен на две небольших интермедии, в общей сложности длился около полутора часов. Раньше я уже читал о сложности игры актеров этой так называемой оперы, о развитии мыслей через своеобразные костюмы, маски, грим и другие театральные атрибуты. Но здесь все было гораздо проще: почти все было понятно и без особых тайн грима и костюмов. Конечно, в значительной мере этому способствовали два экрана, установленных по обеим сторонам сцены, на которых почти синхронно высвечивались на китайском и английском языках речь и слова исполняемых арий, если можно так назвать некую смесь речитативов нараспев и пения в отдельных эпизодах необычно высокими голосами. Два необыкновенно простых сюжета на тему любви были понятны и так. Возможно, был некоторый расчет на неприхотливого туриста, а может быть, на необразованного китайца.

«Пекинскую оперу» лишь условно называют оперой, на самом деле к опере в общемировом понимании этого вида искусства она никакого отношения не имеет. Но само искусство Пекинской оперы действительно можно назвать искусством, причем очень своеобразным. Действие захватывает не столько сюжетом, сколько именно пантомимой актеров в замечательном, очень гармоничном сочетании с музыкой, исполняемой на национальных инструментах: ударные – литавры и барабаны, а также струнных – пипа. Замечательна пластичность движений актеров. Красива ритуальная национальная окраска танцев. Но больше всего, конечно, привлекает внимание яркость и разноцветье одежды, масок актеров и густо наложенного грима. Маски и грим играют определенную роль с показе характера каждого героя. Так, например, у честного героя лицо окрашено в красный цвет, у обманщика – в белый, у храброго в желтый, золотая раскраска применялась для обозначения Богов, духов и т.д.

К сожалению, заметна некоторая перегруженность цирковой акробатикой: бесконечные сальто-мортале и работа жонглера с палками для изображения боя. Отсутствует чистота исполнения, нет отточенности в выполнении отдельных элементов, что не красит спектакль. Не ясно, то ли это попытка изобразить раскованность, то ли халатность самих артистов, понимающих, что и так сойдет.

Раньше мне уже приходилось слышать, что Пекинский зоопаркявляется одним из лучших в мире. Естественно, как можно с этим согласиться, если не проверил сам. Поэтому, как только выдался хороший осенний денек, я сел на попутный автобус, благо таковой как раз ходит от университета до зоопарка, и двинулся на поиски свидетельств этого заявления. Действительность превзошла все мои ожидания. Это поразительно: при такой пыли и грязи на улицах города вдруг неожиданная чистота в зоопарке. Интересно даже не то, что чисто на дорожках и аллеях самого парка, к этому я уже начинаю привыкать в Китае, но что даже в павильонах и около вольеров нет присущего таким местам запаха. Чудеса парковой архитектуры, оказывается, распространяются и на зоопарки. Каждые вольер – это произведение искусства с горами, бассейнами с довольно чистой водой, струящимися водопадами, деревьями, укрытыми от когтей и зубов животных бетонными колодцами: и дерево свободно живет, и животному тень и свежий воздух.

Разные орлы не в униженных условиях тесной клетки, а на вполне приличном месте, составляющем кусок искусственной горы, где можно при желании не только расправить крылья, но и взлететь, насколько позволит натянутая сверху сеть. Водоплавающая птица не в протухшем болоте, а на самостоятельных островах довольно просторного искусственного озера тоже с хоть и не стерильно чистой, но все же относительно свежей водой.

Носороги, бегемоты, слоны чистенькие, как только что из бани, а в их павильонах чуть слышно р а - б о - т а - ю т (!) вентиляторы. Прямо чудеса какие-то, а не зоопарк. Невольно вспоминаешь и сравниваешь с нашими, и становится даже не стыдно, а как-то грустно. Можно себе представить, что же может быть с зоопарками в Германии или другой подобной стране.

Здесь же, в одном из углов парка, целый городок парковых аттракционов (по типу Диснейленда). Это конечно маленькая пародия, но сюда приходят даже влюбленные пары, чтобы посидеть на берегах прудов, погулять по аллеям парка, тем более что после закрытия вольеров и павильонов с животными в конце рабочего дня, зоопарк еще какое-то время продолжает работать как простой парк отдыха. Для того чтобы его осмотреть более-менее нормально, необходимо посвятить этому как минимум целый день.

В одну из суббот октября с раннего утра нас, как всегда, чтобы успеть заранее проскочить по узким улицам Пекина, вывезли любоваться «красными листьями горы Сяншань». Есть такое мероприятие в Пекине каждую осень. Что-то типа неофициального праздника. Подхваченные общей толпой мы с группой студентов разных народов рванули в гору, забыв весьма правильные слова о том, что умный в гору не пойдет. Нам пришлось проделать довольно мучительный путь, поскольку очень скоро асфальтовые дорожки, по которым мы сначала двигались, закончились, и мы стали подниматься по дорожке кое-где условно выложенной камнями, а кое-где просто утоптанной с годами миллионами людей. Все люди вокруг нас двигались с поразительным, чисто китайским упорством, поэтому мы тоже не могли уступить. Прямо-таки паломничество японцев на «святую» Фудзияму.

Дорожка становилась все круче, подъем все тяжелее, погода все жарче, несмотря на конец октября. Но нас уже разбирало любопытство: куда это люди с таким упорством стремятся? Надо было видеть наши лица, на которых было изображено нескрываемое разочарование, когда мы, наконец, достигли цели. Наверху не было абсолютно ничего примечательного и даже панорама гор, если таковыми можно назвать окружавшие Сяншань холмы, не впечатляла. Говорят, в особо ясную погоду отсюда можно видеть панораму Пекина, но город остался очень уж далеко, поэтому все растворялось в дымке. Говорят, что в Японии есть выражение: «Кто ни разу в жизни не поднимался на вершину Фудзи, тот дурак. Но кто вздумал сделать это дважды, тот дважды дурак…» После нашего восхождения на гору Сяншань, мы могли бы сказать то же самое.

Разочаровавшись в этой горе, мы отправились искать те самые «красные листья», ради которых нас сюда привезли. Но самые красивые места, как и надо было ожидать, мы обнаружили только внизу.

Постепенно погода в Пекине становилась все холоднее. А вот дохнула и Сибирь, влияние которой очень велико: холодные массы воздуха через Западную Сибирь почти беспрепятственно сначала проходят через пустыню Гоби в северные и западные, а затем в центральные и даже в северо-восточные районы Китая.

Сначала весь день дул жуткий, резкий, холодный северный ветер, который напрочь сдул предшествующую этому слякотную осеннюю погоду, небо даже прояснилось, но было уже несколько градусов ниже нуля. Прямо как у Пушкина: «Вот север тучи нагоняя дохнул, завыл, и вот сама идет волшебница-зима». И ведь, действительно, не только пришла, но и «рассыпалась, клоками повисла на суках дубов». Правда, все не так как у нас: дубов не было, а снег шел и таял, переставал и опять шел.

Пекинский народ буквально обалдевал от первого снега: молодежь пыталась играть в снежки, подчистую соскабливая тонкий слой с грязного асфальта, ребятишки-школьники даже умудрились вылепить крохотную снежную бабу, все активно выползали фотографироваться, потому что многие приезжают из южных районов Китая, где снега вообще не видывали в глаза.

Но на улицах никто ничего не убирал, ничем не посыпал, надеясь на таяние, и к вечеру все это замерзло и превратилось в нехорошую, очень опасную для велосипедов ледовую корку. Такой холод продолжался около недели, а потом, немного перефразируя известное изречение Мао, ветер с юга одолел ветер с севера, и опять потеплело, но уже не так как раньше: если днем под солнцем было еще нормально, то все равно к вечеру становилось значительно холоднее.

Великая китайская стена, куда нас привезли на очередную экскурсию, является местом поклонения всех без исключения иностранных туристов.

                                Как долго я шел к этой стене...

Это, конечно, грандиозное свидетельство величайшего китайского упорства, величайшего трудолюбия, но и… величайшей глупости. Потому как считается почему-то сооружением оборонительного типа, но даже невооруженным взглядом видно, что в военном отношении она была совершенно бесполезна даже в те времена. Какому военначальнику понадобилось бы строить оборонительные сооружения на склонах труднопроходимых гор? Достаточно было построить таковые по ущельям, где противник мог реально пройти и где войска хоть какое-то время могли задержать его продвижение. Когда я попытался высказать свои сомнения экскурсоводу, тот был в некотором затруднении, поскольку твердо уверовал в неоспоримость указаных ему истин. Но через некоторое время стал объяснять, что постоянных войск вдоль китайской стены действительно не было, а были сторожевые посты, которые вели наблюдение, и в случае появления противника обязаны были оповестить императора о нападении, чтобы тот смог подготовиться к отражению. Такой вот «золотой петушок» в китайском исполнении на тысячи верст. То есть фактически пограничная служба на границе государства, а стена в виде лестниц специально для удобства немощных пограничников. Один из императоров (Хуанди), который объединил несколько княжеств в одно единое государство, решил обозначить границы своего государства с севера, где жили другие, причем, весьма воинственные народы, время от времени совершавшие набеги на китайские города, поскольку в те времена никто никаких границ не соблюдал. Но сейчас признавать истину такой границы государства китайцы не хотят, потому что границы уже расширились до немыслимых пределов, более того, существуют претензии на более обширные территории.

По сути дела китайская стена - это известные козацкие курганы, которые справлялись с такой задачей гораздо проще без нагромождения таких жутких сооружений, строившихся веками и потребовавших миллионы жизней людей, легших здесь костьми и замурованных в эту же стену. Таким образом, это еще и памятник этим строителям, а фактически всему народу.

      Очередной экскурсией, организованной университетом, была поездка в Гугун– древний императорский дворец Минской и Цинской династий, двух последних императорских династий, основную часть которого, похоже, отреставрировали совсем недавно. И хотя день был явно не экскурсионный, моросил даже мелкий дождик, впечатления остались хорошие. Дворец, как и предваряющая его площадь Тяньаньмэнь, дублированная затем перед воротами Умэнь, поражает своей обширностью. Сам дворец полностью изолирован, поэтому одно из его названий Запретный город, ведь на территории этого города целые кварталы разных дворцовых строений. Есть входы с четырех сторон, но сейчас открыты для посетителей только южный (главный) и северный входы.

       Здания дворца богато отделаны все в том же национальном стиле: красные столбы и стены, поэтому, видимо, еще одно название дворца – Пурпурный город. Изогнутые четырехскатные крыши покрыты черепицей оранжево-золотистого цвета. Других строений с таким оттенком черепицы в Китае быть не должно, поскольку это привилегия только императорских зданий. И стилем, и оформлением этот дворец кардинально отличается от императорских дворцов не только западных стран, но и России. Фактически же, он ни в какое сравнение не идет не только с Зимним дворцом, но и с собственно царскими палатами Московского Кремля, которые были построены примерно в то же время, но все же выполнены в стиле архитектуры европейской ориентации значительно красивее и богаче. О чем говорить, если во всех помещениях этого так называемого дворца каменно-бетонные полы, а стеклянные окна сделаны только с приходом иностранцев, до этого все дворцовые помещения обходились без стекол, окошки заклеивали бумагой. Большая часть дворцовых помещений, по мнению многих иностранцев, производит впечатление огромных полупустых сараев. Но в этом собственно и заключается разница культур, обычаев и условий жизни в разных странах. Императорский запретный город фактически дублирует обычный китайский жилой дом, только увеличенный в огромном масштабе.

       Всем туристам особенно нравится внутренний дворик, расположенный в самой северной, отдаленной от деловых зданий, части территории дворца. Здесь много экзотических деревьев, кустарников, красивые беседки, искусственные водоемы, камни причудливой формы, привезенные из разных концов страны, а также искусственные горки с многочисленными ходами, гротами и беседкой на самом верху. Очень живо представляешь себе, как здесь резвились дети императоров.

       В западной части восстановлены жилые помещения последних императоров, их многочисленных жен и наложниц. Нельзя сказать, что они блещут особой красотой, скорее просто отличаются более богатым убранством по сравнению с другими домами жителей китайской столицы. Но становится немного не по себе, когда остаешься в каком-то дворике или коридоре в одиночестве. Сразу же представляешь себе, какие страсти кипели здесь еще относительно не так давно. Такого чувства мне не приходилось испытывать, бывая в Зимнем дворце, возможно, потому что фактически тот дворец давно превращен в Эрмитаж и воспринимается просто как картинная галерея, а здесь действительно жилые дома, комнаты с нехитрой мебелью, кровати с пологами, которые невозможно даже назвать альковами, хотя они и принадлежат к таковым по своему назначению. Но еще страшнее становится в абсолютно пустых молчаливых проходах-колодцах, со всех сторон ограниченных высокими мрачными стенами. Так и кажется, что сейчас откуда-нибудь выскочит подосланный убийца и воткнет тебе в спину нож или распластает мечом, подобным тем бутафорным, которые продаются здесь в каждом сувенирном киоске.

Колодец, в котором по приказу Цыси утопили молодую императрицу

Особой популярностью среди посетителей Запретного города пользуется колодец, в котором Цыси приказала утопить свою невестку перед входом в Пекин английской армии. Формальным поводом для этого стало опасение, что она может попасть в руки вражеских солдат, но ведь ее можно было прихватить с собой туда же, куда убегал весь императорский двор. Реальной же причиной этой жестокой трагедии стало то, что молодая женщина, ставшая женой императора-марионетки, неосторожно проронила где-то слова о своем величии императрицы, что не понравилось Цыси, которая, обладая реальной императорской властью, формально в сан императрицы все-таки введена не была, а, оставаясь императорской наложницей, была лишь опекуншей при малолетнем императоре.

                      Прекрасны очертанья галерей.

                             Стоят, как стражи, сосны у дверей.

                                                   Высоко к небу тянется бамбук.

                                                   И колокольцев так приятен звук.

                                                   Лучи, играя, льются с высоты

                                                   На яркие, на свежие цветы.

                                                   Своим чудесным запахом сандал

                                                   Страницы книг и струны пропитал.

                                                   И тени гор ложатся у окна,

                                                   А тонкая циновка холодна...

                                        Фэн Мэнлун

       Пекин в 90-е годы даже в центре выглядел средним европейским городом – были широко распространены многоэтажки еще советского образа и подобия, такие как гостиница «Пекин» или великолепной красоты «Центр культуры народов Китая». Большая же часть территории города представляла собой одноэтажные густозаселенные районы с бесчисленным «хутунами», то есть узкими улочками, по которым можно было проехать разве что только рикшам. Но открытая экономическая политика уже привела к тому, что постепенно с помощью иностранного капитала стали строить высотные дома из стекла и бетона. Это в основном были богатые гостиницы и богатые же магазины, выделявшиеся среди одноэтажных трущоб. В эти магазины можно было ходить, как на экскурсии, потому что там было много интересных вещей, импортной одежды и обуви, но все это великолепие было явно не по карману большинству простых граждан Китая. Я любовался традиционными китайскими изделиями из шелка, кожи, фарфора, керамики, нефрита, жемчуга, с интересом смотрел на лаковые миниатюры, изделия из черного дерева. Мебель инкрустированная – глаз не оторвать. Шелк переливается всеми цветами радуги. Очень много хорошей литературы, о которой я мог только мечтать.

       Время от времени университет устраивал для иностранных студентов экскурсии по достопримечательным местам города. Тогда же я понял, как непросто ощущать себя в шкуре иностранного туриста, на которого с интересом смотрел в своих городах, но не подозревал, что буду выглядеть так же в глазах представителей другого народа.

       Так уж получилось, что первой такой экскурсией была поездка в парк Храма Неба. Нас доставили туда на автобусах, вручили билеты и попросили вернуться к автобусам вовремя. Храм Неба, судя по всему, не имеет никакого отношения к небу, поэтому сам перевод мне представляется неверным. Нет смысла выяснять, чья это ошибка, китайского ли переводчика или русского, но заметно, что это название стоит парой к другому храму, Храму Земли, находившемуся раньше в северной части Пекина. Существовала раньше также и еще одна пара храмов: Храм Солнца на востоке Пекина и Храм Луны на западе города. Этот же храм вполне можно было бы назвать Храмом Бога (в китайском языке иероглиф «небо» имеет оба значения), поскольку именно этот храм являлся местом поклонения Богам в фактически языческом Китае.

Вообще-то считается, что Китай относится к странам, где преобладающей религией является буддизм, который был заимствован Китаем многие тысячелетия назад из Индии, но при ближайшем рассмотрении все не так просто. В Китае вообще нет индуизма, который распространен в Индии, а ламаизм распространен лишь в отдельных западных районах или кое-где по основной территории Китая. Те изображения Будд, которые находятся в китайских храмах, не очень похожи на таковые в Тибете, а тем более в Индии. Более того, монахи тоже имеют существенные отличия, тем более, что наряду с буддистскими монахами, прекрасно уживаются монахи-даосы и конфуцианцы со своими храмами, со своими святыми и со своими теориями.

Со студентами у зала Жертвенных молитв Храма Неба

Следует также знать о широком распространении христианства во многих местах страны, так духовником одной из первых императриц Цинской династии Китая и ее сына, а значит императора, был христианин. Как и когда удалось католическому миссионеру убедить этих людей в правоте христианства, история умалчивает, но даже это не заставило этих людей рубить головы своим монахам, выбрасывать из храмов изображения будд. Скорее всего, их собственные храмы оставались даже в императорском дворце, что не мешало императрице молиться двум, если не трем богам. Кто-то из императоров посещал ламаистский храм, кто-то строил даосский храм, а кто-то ездил в христианскую церковь. А все вместе почитали конфуцианское учение.

Так и Храм Неба выглядит скорее средневековым языческим капищем, чем божественным храмом, поскольку именно сюда приезжал властитель страны со своей многочисленной свитой, чтобы помолиться всем богам о хорошем урожае, о хорошей погоде и совершить в связи с этим жертвоприношение, то есть на специально установленном месте принести в жертву тельца, который по индийским религиозным традициям является священным животным и не подлежит насилию. О языческом характере китайских императоров, а следовательно и всего народа, говорят и таблички Богов Солнца и Луны, богов Туч, Дождя, Ветра и Грозы, находящиеся при этом Храме.

       Храм был только что замечательно отреставрирован и сверкал глазурованной синевой своего купола. А на всей территории окружающего храм парка поддерживалась необычная чистота и порядок. Это выглядело очень контрастно по сравнению с другими местами города. Но это неудивительно, ведь вход в парки города, причем не только в музейные, платный, поэтому есть возможность содержать штат работников парков для ухода за ними.

       Тяньаньмэнь, то есть «Ворота небесного спокойствия», куда нас привезли в другой раз,производит грандиозное впечатление огромной площадью, раскинувшейся перед воротами, ведь она является самой большой площадью в мире, а также размахом трибун и особенно высотой главных ворот, где собственно во время торжеств находятся руководители Китая. Можно сказать, парят над толпами масс трудящихся. Наш Мавзолей, выполнявший до недавнего времени такую же роль, все же выглядит намного проще и демократичнее, да и кремлевские стены с башнями и звездами все же смотрятся красивее, но о вкусах не спорят.

Здесь императорского дворца совсем не видно, он находится далеко за воротами Небесного спокойствия (Тяньаньмэнь). В центре стены по-прежнему красуется большой портрет «великого кормчего», ошибки которого старательно забываются, а в заслуги которому возводится ни много ни мало как создание КНР. Активно бытует песня, слова которой меня очень раздражают: «Если бы не компартия, то не было бы нового Китая». В свою очередь я переделываю ее так: «Если бы не было СССР, то не было бы и нового Китая». По обе стороны ворот огромными иероглифами лозунги «Да здравствует Китайская Народная Республика» и «Да здравствует солидарность народов мира». Никакого тебе привычного «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», что уже сразу поколебало мои ожидания увидеть социализм в Китае, в дальнейшем же я убедился окончательно, что никакого социализма здесь даже и не ночевало ни-ког-да. Были лишь некоторые совершенно дичайшие деяния одной партии с авантюристом во главе, которая по недоразумению называлась «коммунистической», с целью укрепить свою власть, имея могучую поддержку со стороны Советского Союза.

       Людей на площади в субботний день было довольно много. Хотя когда и где в Китае бывает мало народа? Как и на Красной площади в Москве, большинство, похоже, приезжие. Много детей, но приводят под руки даже совсем дряхлых стариков (как в Мекку). Люди, как муравьи, мельтешат туда-сюда без всякой цели, потому что в принципе любоваться почти нечем, и чувствуешь себя на этой огромной площади совершенно маленьким, потерянным и очень никчемным. Именно этого эффекта и добивались архитекторы этого комплекса, чтобы прибывающие на аудиенцию к императору люди оказывались песчинками на этом огромном пустом пространстве.

       Прямо перед центральными трибунами установлена высокая мачта, на которой каждое утро с восходом солнца, взвод роты почетного караула водружает государственный флаг. Своеобразный «Пост номер 1». Чуть дальше, в центре площади Памятник народным героям, погибшим в годы гражданской войны против Гоминьдана. Памятник этот условный, потому что при взятии Пекина войсками КПК никакого сражения не было, город прежние власти сдали без боя. Поэтому никаких жертв не было и хоронить, как это сделали в Москве на Красной площади, тоже было некого. Но на памятнике посредственного качества горельефы героического пафоса в духе «рабочих с молотками, крестьян со снопами и пионеров с поднятыми для салюта руками», которыми были украшены наши парки культуры и дома пионеров в 50-60-е годы. У посещающих площадь людей такого пафоса в отношении этого памятника, как например, у вечного огня Могилы Неизвестного солдата в Александровском парке в Москве, совсем незаметно, хотя живые пионеры, как и положено, в праздничные дни стоят в почетном карауле вместе с солдатами. Одной из особенностей площади и всех ее строений является большое количество военизированной охраны, как вытянувшейся на отдельных постах, так и свободно патрулирующей по разным направлениям, заметны и сотрудники в штатском. Блюдут порядок. В отличие от других мест Пекина здесь очень чисто, и даже есть урны.

       С южной стороны площади сверкает мраморной белизной великолепно построенный Дворец памяти Мао Цзэдуна, предусмотрительно обнесенный металлической оградой на достаточном расстоянии, видимо, для того чтобы нельзя было ничем добросить.

       Глава 5. За нашу победу!

       В один из дней, как и договорились, я позвонил своим попутчицам по оставленному ими телефону. Они после долгой дороги перед тем, как отправиться в свою провинцию, на некоторое время остановились отдохнуть в Пекине. Женщины стали живо интересоваться моими условиями проживания, расстроились моим неудачам при получении места в общежитии, особенно трогательно расспрашивали, сыт ли я. Потом я понял, что это элемент вежливости в Китае всегда при общении со всеми. Еда – это основа жизни в Китае. Посоветовали на следующий день найти подругу старой китаянки, покойный муж которой был ранее профессором, деканом одного из факультетов этого университета, а сама она и сейчас должна была работать в Пекинском университете. Они объяснили, что в Китае почти все вопросы решаются по знакомству и очень трудно добиться чего-либо без протекции. После этого я почти без проблем нашел нужного мне человека, и очень обрадовал старушку посланием от подруги ее шанхайской юности. Она рассказала, что два ее сына уже работают в Америке, а один пока с ней и тоже работает в этом университете. Тут же состоялся телефонный разговор между этими женщинами, во время которого они договорились о встрече, и меня пригласили там присутствовать.

Прием проходил «по высшему разряду» китайского гостеприимства. Сначала старушка зашла по пути с работы за мной, а уж потом мы пришли домой к бывшему декану факультета, семья которого продолжала жить в обычном панельном доме, принадлежавшем университету. Сначала загрохотала железная защитная дверь-решетка, которыми, как я успел заметить, здесь закрыты буквально все квартиры, а потом уже обычная деревянная дверь. Войдя в квартиру, мы сразу же очутились в большом холле, который в Китае обычно одновременно служит и гостиной, а уж такие буржуазные мелочи, как прихожая, вообще просто ни к чему. Три другие комнаты служат спальнями. Небольшой санузел и крохотная, именно крохотная, кухонька, в которой едва поместилась маленькая газовая плита, небольшая мойка и с большим трудом может стоять один человек. Мрак! Но отсюда выходит дверь на небольшой балкончик-подсобку, раньше служивший холодильником. Сейчас же большой холодильник занимал достойное место едва ли не посреди зала-гостиной.

Пока сын (!) управлялся на кухне, хозяйка предложила нам фрукты (груши, дыню, виноград), беседовала с нами, вернее со своими друзьями, потому что понять, что они говорят, для меня было совершенно безнадежным делом, поэтому мое участие в разговоре было весьма условным: Гань Дэмин переводила для меня с китайского на китайский. Я был весьма удивлен, когда мне предложили большую чайную чашку крепкого кофе. Уже потом я понял, что в данном случае соединилась китайская традиция встречать гостей предложением выпить чаю с одной стороны и с другой стороны – желание использовать традицию всех иностранцев, по их понятиям, пить кофе. Сами китайцы кофе в то время еще почти не пили.

Раскладной круглый стол сын быстро поставил посреди этого зала-прихожей-гостиной и стал также быстро метать на стол тарелки с едой: мелко порубленная говядина с овощами, жареная капуста, жареный арахис. Русский, по их понятиям, салат, который даже называется не собственно китайским, а заимствованным словом «сала», был приготовлен специально для русского гостя, только вместо яблок в нем были кусочки дыни. На столе стояла тарелка с кусочками какого-то душистого нежно-зеленого растения, которого я вообще никогда не видывал, а оказалось, что это сельдерей. После этого последовали горячие блюда. Специально для гостя была открыта бутылка пива, больше к пиву никто не притронулся, пили только воду. Ну, а в конце обеда, как положено, чашка вареного риса совсем без ничего. Принесенный мною торт остался по совершенно непонятным причинам невостребованным. Более того, Гань Дэмин укоряла меня в том, что я бесполезно трачу деньги. Но тем не менее встреча прошла в очень теплой дружеской обстановке. Не знаю, чем мне могла помочь эта встреча, но по словам все той же рассудительной Гань Дэмин, мне полезно знакомиться с жизнью китайцев разного социального положения вживую. Трудно что-либо возразить против такого разумного совета.

Только потом я узнал, насколько необычным был этот прием. В Китае редко приглашают гостей к себе в дом, разве что только близких родственников и то не всегда. Чаще всего гости, даже родственники останавливаются в гостиницах, а прием гостей происходит в ресторане или какой-либо харчевне, дороговизна блюд которого зависит от состоятельности принимающей стороны.

Еще один китайский прием уже в другом месте и уже по правильной схеме состоялся где-то через месяц, когда я немного освоился и собирался найти хоть какую-либо временную работу. Я позвонил по телефону, который получил в России при весьма странных обстоятельствах в вагоне поезда еще тогда, когда я только замыслил поездку в Китай. Однажды во время зимних каникул я ехал с сыновьями на мою малую родину. Стоя вечером у окна вагона в коридоре, я случайно услышал китайскую речь. Говорили в соседнем купе. Вскоре оттуда вышел мужчина-китаец и проследовал в конец вагона. Меня как китаиста, естественно, распирало любопытство и желание познакомиться. Когда я попытался заговорить с этим мужчиной по-китайски, реакция была поразительная: он сначала опешил от неожиданности и едва не уронил тулетные принадлжености, которые держал в руках, и лишь через некоторое время смог заговорить. Вероятнее всего он решил, что это работа вездесущего КГБ и за ними установлена слежка. Он сразу же сообщил о нашем знакомстве своим попутчикам, и через некоторое время они уже пригласили меня в свое купе. Это были профессора из Пекинского технологического университета, которые приезжали в Ленинград, а после окончания переговоров отправились в путешествие по стране. Мне как раз были необходимы знакомства и связи в Пекине, поэтому в конце беседы мы обменялись телефонами, и я пообещал по прибытии в Пекин позвонить им.

Профессор Юн вспомнил меня довольно быстро и после небольшого разговора мы договорились встретиться. Спустя несколько дней я был уже у него в институте, и он представил меня чуть ли не всему составу института, включая уже знакомых мне бывших попутчиков. Как я потом понял, это нужно было ему, для того чтобы самому не засветиться в связях с иностранцами. После этого мы побывали в его лаборатории, где процедура знакомства продолжилась. Затем пришла его жена. Хозяева опять предложили гостю кофе, а затем повели в местный ресторанчик. Мы сидели в отдельном кабинете и постигали разнообразие китайских блюд, которые мне по ходу дела представляли. Профессор Юн исписал всю салфетку какими-то таинственными и в то время не всегда мне понятными иероглифами (какие-то блюда с креветками и кальмарами, с медузами и т.д.), а также яичница, пельмени, салат, мясо. Хозяева сели с двух сторон и усиленно пытались все это впихнуть в меня под единственную бутылку пива. В общем, как я ни сопротивлялся, гостеприимство было продемонстрировано на высшем уровне, но по чеку который он выписал, отойдя к стойке кассира, я понял, что за это гостеприимсто будет расплачиваться их институт по статье «Прием иностранных гостей».

Разговаривали, как всегда, обо всем и ни о чем: о семьях, о развале Советского Союза (китайцев особенно интересует, кто виноват), о событиях в России (эти темы не перестают оставаться главными в разговорах с русскими, особенно если разговор ведется лицами старшего поколения).

Говорили и о том, как живут люди в России и в Китае в это непростое время перемен. При этом мои собеседники употребили до сих пор незнакомое мне слово «байсин», которое оказалось разговорным синонимом слова «народ». Сам перевод звучал как «сотня фамилий», то есть в Китае действительно фамильных иероглифов не так и много. Правда, для выказывания некоторого уважения к этому самому народу с сотней фамилий добавляют еще уважительный иероглиф, и получается «лаобайсин». Уяснив это понятие, я с жаром стал рассказывать о том, как живут люди в России, старательно подчеркивая тот факт, что мы с вами, дескать, тоже являемся этим самым народом. Мои собеседники почему-то меня в этом не поддержали. И только через несколько лет я понял, что «лаобайсин» в их понимании был лишь синонимом слова «простолюдин», а они в профессорском звании таковыми себя никак не считали. В то время мне казалось, что «мы с ними одной крови», выходцы из «социалистической шинели», но для китайцев высокие идеи «равенства и братства», как оказалось, оставались пустыми фразами, а свой родной китайский менталитет, взращиваемый тысячелетиями, был все-таки значительно сильнее. А по этому менталитету получалось, что любой ученый, в смысле образованный человек, а тем более профессор уже выходил далеко за рамки этих «ста фамилий» простолюдинов, даже если у него по-прежнему фамилия была одной из этих ста.

В конце разговора удалось перевести беседу на интересующую меня тему поиска подработки в свободное время. Я понимал, что без дополнительной подработки, без дополнительно заработанных средств, мне будет трудно и прожить этот год, и привезти подарки родным, и попытаться привезти с собой хоть что-нибудь из того, что так было мило сердцу китаиста. Но по их словам стало ясно, что больше всего в Китае интересуются естествоведами, технарями, а не языковедами. У комитета по образованию лимит на лириков уже исчерпан.

Прошел уже месяц моего пребывания в Пекине, а работы все так и не было.«Ведь какой хороший для Китая специалист пропадает. Вот одумаются, а уже поздно будет», - с безнадежным высокомерием думал я.

       7 ноября я проснулся необычно рано, как всегда в этот день. Но если раньше не обращал на это внимания, то сегодня было как-то горько по чему-то утраченному и очень дорогому. Нет, я уже не думал о таких высоких категориях, как коммунизм или социализм, как великая советская держава. Я просто вспоминал, как проходил этот праздник в течение всей моей жизни. Вспомнилось приподнятое праздничное настроение с самого раннего утра, где бы я ни находился. Конечно, это было немного другое настроение, чем в новогодние дни. Конечно, на настроение влияла общая обстановка в стране, старательно создаваемая средствами массовой агитации и пропаганды, всеми подготовительными мероприятиями в учреждениях и на предприятиях, но все-таки был и особый настрой, подъем настроения у самих людей, независимо от политических или других мероприятий, которые часто действительно носили подневольный характер. И все же это был праздник. Осенний праздник. В первые морозы, а случалось, даже и в метель. Покрытые первым ледком лужи, иней на земле. Холодный свежий воздух приятно бодрил. Приятным было ожидание прихода гостей, когда маленьким мальчиком я старался первым встретить их на улице. Чуть позже это был ранний подъем в суворовском училище в Ленинграде, сосредоточенная суета подготовки к построению на парад, когда даже не нужны были окрики командиров, каждый твердо знал, куда идти и что делать. И пьянящая расслабуха после парада.

       Потом были праздничные загулы во время учебы в Москве, когда использовался каждый свободный день для активного молодежного отдыха. Не менее интересно проходили праздничные вечера и позже, уже в других городах, в которых приходилось служить. Теперь же все было в прошлом, как на известной картине Максимова.

- Неужели же действительно так, как у этих старух? – вопрошал я сам себя. И сам же отвечал себе:

- А чем ты собственно лучше?

       Да ладно, Бог с ним со своим прошлым. Но ведь и событие Великой Русской революции в истории не только России, но и всего мира довольно значительное, без которого не могло быть настоящего. Это событие изменило ход истории не только нашей страны, но и всего мира, изменило характер отношений как между странами, так и между народами, между нациями, способствовало развитию экономической жизни всего мира, способствовало освобождению одних, улучшению жизни других. Конечно, что-то можно было сделать иначе, но история не любит сослагательного наклонения. Как было, так уж было, и ничего уже не изменишь, но надо бы помнить и об этом, ведь без прошлого не бывает будущего, а тем более настоящего, как можно этого не понимать.

       В якобы «социалистическом» Китае, к сожалению, тоже ничто не напоминало об этом событии, которое в истории Китая сыграло немаловажную роль, но об этом сейчас предпочитают молчать. Скорее всего, чтобы не раздражать тех, которые заставили замолчать саму Россию. Стоило ли удивляться этому, если даже по "Радио России", которое я попытался поймать, в это время передавали какую-то чушь, как в обычный будничный день. Все же китайское радио в этом отношении оказалось чуточку честнее, ведь шла передача о Чайковском, день рождения которого отмечался в эти дни. Послушал знакомые мелодии. Но на душе не стало лучше.

Положение дел с поисками подработки не улучшалось, а ведь я приехал в Китай не только для стажировки. Приволок с собой кучу разных бумаг, разных писем к разным людям, визитных карточек и благих намерений, но сколько ни стараюсь, все прожекты постепенно отметаются, получатели писем уходят, мило улыбаясь и обещая подумать, но воз и ныне там – никакой работы не найти.

       Подумал-подумал, потом вспомнил, как проводил мифический Максим Максимыч Исаев этот знаменательный день на чужбине… Достал привезенную с собой бутылку водки, нарезал хохляцкого сала, подаренного мне в дорогу моим соседом по дому в селе, с которым мы в бытность выпили немало горилки, и … За нашу победу!

Через несколько дней я получил ученический билет, прилагающийся к нему значок принадлежности к этому университету, библиотечный билет и направление на исторический факультет. Меня, конечно, больше интересовал язык, но меня почему-то, даже не спросив, распределили по специальности моей ученой степени. Прибыв на факультет, очень скоро понял, что я здесь совершенно никому не нужен. Секретарша дала мне расписание, чтобы я мог сам выбрать необходимые мне лекции по истории, которые я намерен посещать.

Встреча с научным руководителем, которого мне назначил факультет, состоялась несколько позже уже в моей комнате. Пришедший старик, назвавшийся профессором, рассыпался в комплиментах России и Украине, восхищаясь гостеприимством ее жителей, а особенно гостеприимством проректора киевского института, с которым, как выяснилось, он встречался во время поездки в Киев для чтения лекций по истории древнего Китая. Во время беседы по сути вопроса было сказано очень мало. Он выслушал мои сентенции и планы, порекомендовал посетить некоторые лекции опять же по истории. Сказал, что по языку ничем помочь не сможет, поэтому лучше этим заниматься в повседневной жизни, а вопросы методики преподавания китайского языка, с которыми я надеялся познакомиться, вообще оставить на второй семестр, когда будет побольше практики разговорного языка. Я признал это логичным, и разговор закончился приглашением в гости, которое было с благодарностью принято. После чего мы, с широчайшими улыбками церемонно раскланиваясь, разошлись, как в море корабли, чтобы потом больше никогда не встречаться. Это устраивало обе стороны: он получал полагающуюся ему оплату за руководство, а я получал почти полную свободу действий.

       Две недели ушло на некоторое обустройство, знакомство и привыкание. Очень отрадно с одной стороны, что нахожусь здесь абсолютно обособленно: никому не нужен, никто не пристает. Выбрал себе два курса и иногда посещаю лекции по истории Китая. Больше для повышения языкового уровня, чем для самой истории, которую знаю лучше, чем этот профессор. Вскоре я приступил к занятиям. Было очень странно, что китайские профессора умудряются рассказывать об истории совершенно не прибегая ни к картам, ни к схемам, ни к прочим учебным материалам. Более того, понимая, что без этого не обойтись, все-таки пытаются мелом рисовать на доске что-то наподобие карты, чтобы указать положение воюющих сторон и направления наступления. Профессор Чэнь лекции читал очень старательно, подробно и упрощенно, объяснив при этом китайским студентам, что ему дано указание сделать так, потому что на занятии присутствуют иностранные слушатели.

Действительно, на этой лекции было более понятно, чем на других, тем более что и тема оказалась достаточно знакомой: «Агрессия западных держав и Японии в 19 веке». Тема опиумных войн очень больная для Китая и очень часто муссируется и в литературе, и особенно в таком важнейшем народном виде искусства, каким является кино. Естественно, китайцы не были бы китайцами, если бы не представили ситуацию так, чтобы выставить себя героями. Рассказ профессора выглядел не серьезной лекцией с глубоким анализом и выводами, а простой передачей событий, на грани сказочно-мифических. Профессор долго рассказывал, как китайцы мужественно защищались, какие хитрые маневры придумывали против захватчиков. Короче, из лекции вообще было непонятно, кто же кого победил, и как это враги, состоявшие из простого экспедиционного корпуса, доставленного на кораблях за тридевять земель, смогли так быстро захватить все порты Китая и войти в Пекин, а «доблестная» же многочисленная китайская армия при этом просто разбежалась, и императорской семье пришлось позорно бежать вглубь Китая. И ни слова о том, в чем же причины развязывания войны и причины поражения, ни слова о поражении дипломатии Цинского правительства. Спасибо и на том, что в адрес русских войск было сказано, что они были более лояльны к китайскому населению и не творили жестокостей. Это был реверанс в мою сторону, потому что во всех кинофильмах, пытающихся представить события той поры, русские матросы в немыслимо дурацкой форме точно так же поддевают штыками младенцев, как и захватившие Пекин английские солдаты, но это уже тема другого разговора о китайском кинематографе. Хотя русские войска, входившие в Пекин уже на последнем этапе первой опиумной войны, когда уже не было сопротивления, были довольно быстро выведены оттуда. И лишь в период второй опиумной войны после печальных, если не сказать трагических событий восстания ихэтуаней, когда восставшие беспощадно уничтожали не только всех без исключения иностранцев, но и тех китайцев, кто принял христианскую веру, большая тяжесть ведения войны легла именно на русскую армию, находившуюся все же ближе к Китаю.

Во дворе Шаоюаня

Днем я сделал еще одну попытку восстановить справедливость и получить отдельную комнату, но все было тщетно. Мне на пальцах популярно показали, что на мужских этажах свободных мест нет, есть только на женских, а туда меня поместить не имеют права. Все мои доводы на несостоятельность их опасений за девственность и безопасность женской половины этого общежития для них не имели никакого значения. Конечно, их объяснение выглядело смешным, потому что между этажами не было никаких разделений и вахтеров, да и, как потом выяснилось, там жили и некоторые семейные пары. Но в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят, поэтому пришлось подчиниться.

Самочувствие мое было отвратительным: почему-то качало из стороны в сторону, голова кружилась даже тогда, когда я пытался лежать. Сказывалось напряжение и усталость последних дней, да и к разнице во времени в шесть часов еще не привык. Это состояние продолжалось несколько дней.

Еще раз оценил, насколько осмотрительно я поступил перед поездкой, предварительно поговорив со своим коллегой, годом раньше побывавшим здесь, поскольку это стало своего рода соломкой, которую я постелил перед первыми впечатлениями от приема в Пекинском университете. Так как многие вопросы я уже знал раньше, а уж страсти-мордасти, которые живописал мой коллега, вообще сделали мои первые впечатления не такими жесткими – я был готов к худшему. Оставалось только тихо радоваться жизни, ведь горячая вода в душе два раза в день по утрам и вечерам в нашем общежитии для иностранцев (в студенческих общежитиях и во всех жилых домах горячей воды нет вообще) и кипяток из общего титана для чая. Что еще нужно для холостяцкой жизни?

Оказалось, что что-то еще нужно. На следующий день, превозмогая легкое недомогание, выбрался погулять по территории университета. Вокруг были в основном старые здания, но оригинальной китайской архитектуры. При этом тяжелый характер строений из сизо-серого кирпича скрашивался по-китайски изогнутыми крышами, покрытыми черепицей, и разрисованные стилизованными орнаментами фронтоны под самой крышей. Бросилось в глаза обилие спортивных площадок и теннисных кортов, и большое количество играющих на них, естественно, за плату.

При университете есть большой красивый парк с большим озером. Красивы и пруды в разных местах территории университета, даже в октябре еще заросшие большушими листами лотосов. В центре университета разместилась большая библиотека. Как потом выяснилось, одна из крупнейших библиотек в Китае. Затем дошел до почты, где получил еще один урок экономики: купил на почте несколько конвертов и марок, а потом тут же у дверей почты увидел, что можно было купить такие же точно конверты и марки на лотке, но уже дешевле (в тот момент катастрофического безденежья это было важно). Хорошо, что в пути поменял немного денег, но 50 юаней сразу же ушли в залог за ключ. Университетский магазин особого впечатления не произвел. Пытаясь возместить отсутствие хлеба, купил буханку белого хлеба, которая у нас когда-то называлась французской булкой, так как другого здесь не бывает, но когда взял ее в руку, то вся буханка оказалась такой воздушной, что уместилась у меня в кулаке.

Зашел в книжный магазин. Там было очень много интересного, были даже весьма полезные книги, ведь всю жизнь я мечтал о возможности найти необходимые материалы на китайском языке, но цены выглядели высокими, если судить по моим капиталам. Другим и более сдерживающим фактором являлся вес багажа для обратной поездки: ведь и при посадке в самолет и даже при посадке в поезд вес багажа ограничен, а книги так тяжелы. И все же я не выдержал и купил словарь и два учебника, понравившихся мне. Прости, Господи, мою слабость!

Во время ужина познакомился со столовой Шаоюаня, которая находилась в нашем корпусе и была предназначена для иностранцев. Вид у столовой самообслуживания был достаточно приличный. Самое главное, там было довольно чисто по сравнению с другими местами общественного и частного питания. Выбор блюд специфический, но поужинал неплохо, всего за 4 юаня, хотя это все же дороже, чем в студенческой столовой для китайских студентов.

С этого времени каждое утро я заряжал двухлитровый термос и по совету китайцев пил зеленый несладкий чай. Первое время было очень непривычно, но постепенно начал понимать прелесть утоления жажды таким образом. Для всех китайцев это просто священная традиция: куда бы ты ни пришел, все начинается со стакана чая или даже просто кипятка; студенты и преподаватели ходят на занятия с маленькой баночкой воды или зеленого чая; у всех рабочих и служащих на рабочем месте тоже стоит баночка с чаем, куда в течение дня только лишь доливают горячий кипяток.

На следующее утро при костюме и галстуке, пытаясь всем своим видом показать, что уже вышел из студенческого возраста, я отправился в отдел по работе с иностранцами для регистрации. Однако мои робкие попытки говорить о предоставлении отдельной комнаты, положенной мне по статусу, так и остались гласом вопиющего в пустыне. У меня забрали приглашение на стажировку, 9 штук фотографий (опять спасибо коллеге, заранее предупредившему меня о необходимости запастись внушительным количеством фотографий для всех и всяческих ведомств), выдали новую анкету, выделили 100 юаней подъемных и 410 юаней стипендии за месяц, так что я резко разбогател, хотя радоваться было рановато. Мне тут же рекомендовали самостоятельно с 200 юанями поехать утром для медосмотра, пообещав потом возместить затраты. Я так и не понял, за что же я боролся, так старательно избегая медицинского осмотра в платной поликлинике своего города.

На улицах Пекина в начале 90-х годов

На такси денег у меня не было, поэтому пришлось самостоятельно добираться на автобусах. Но через некоторое время от обилия народа на улицах стало рябить в глазах, от шума, криков, гудков автомобилей, звонков бесконечной вереницы велосипедистов звенеть в ушах, от грязного, пыльного воздуха першить в горле. Удивительно, но на медицинской комиссии меня признали вполне дееспособным, хотя назад я вернулся еле живым.

Глава 4. Пекин нас встречает прохладой

                                                                         Система коридорная –

                                                                                На всех одна уборная,

                                                                                    Два раза в день горячая вода.

                                                                                Вот это да!

                                                                                    Со всех шести сторон –

                                                                                Бетон!

                                                                                    Хотел прилечь я на кровать, баран, – 

                                                                                Топчан!

                                                                                    И под решеткою окно –

                                                                                Такое вот кино!…

К Пекину мы подъезжали ранним утром, поэтому едва-едва успели подняться и немного привести себя в порядок. Но на пекинских улицах и во дворах, мимо которых мы проезжали, жизнь уже кипела вовсю: кто-то ехал на велосипеде на работу; торговцы на велосипедных грузорикшах везли к рынку огромные возы разных овощей и фруктов; хозяева ресторанчиков распахивали двери своих заведений, топили печи, мыли мясо и чистили овощи, собираясь готовить пищу; во всех дворах было много людей почтенного возраста, которые, приткнувшись к любому дереву или оккупировав любую крошечную площадочку двора или скверика, степенно занимались утренней зарядкой.

На станции нас встретила такая же безлюдная платформа, как и на протяжении всего пути по Китаю, но здесь она вызвала у меня более тревожное чувство: я лишался покровительства своих китаянок и русских проводников. Более того, должен был отправиться в полную неизвестность. Утренняя прохлада еще больше усиливала это чувство, вызывая неприятную дрожь.

Мы прибыли в Пекин

Моих попутчиц пришли встретить их пекинские родственники, и они тут же отправили одного мужчину проводить меня до маршрутного такси, что было очень кстати, потому что мне самому пришлось бы потратить на эти поиски значительно больше времени, а главное, сил, и меня наверняка бы водитель обманул. Но в сопровождении китайца стоимость моего билета до университета выросла всего на один юань, а если учесть, что я был с вещами, то это вообще выглядело сущим пустяком.

В том состоянии почти анабиоза, в котором я находился от длительного пути и раннего подъема, да еще в окошко маленького маршрутного такси рассмотривать город было очень сложно, поэтому я этого и не старался делать, понимая, что все равно ничего не запомню и не пойму.

Маршрутка, тесный, низкий раздолбанный микроавтобус с рядом двойных кресел с одной стороны и одинарных с другой, человек на 10-15, подвезла меня к главным Западным воротам университета. Там, как на многих других территориях в Китае, есть еще и Восточные и Южные ворота. Это была широкая, но невысокая арка в традиционном китайском стиле с тремя проходами: боковые стойки и верхнее перекрытие с крышей были разрисованы узорами, внутренние деревянные столбы были выкрашены в красный цвет. У ворот с двух сторон на мощных приземистых постаментах стояли каменные изображения фантастических животных весьма отдаленно напоминавших львов, но по традиции это были именно львы, как символ могущества и императорской власти. По львам можно было понять, что именно этот университет считает себя «императорским», то есть главным государственным университетом страны. Позже мои предположения подтвердились, поскольку ни у одного из других университетов Пекина таких львов нет. Этот университет был первым в Китае, и основал его, как оказалось, иностранец. Правда, об этом китайцы как-то умалчивают.

Здесь пришлось немного задержаться для объяснения с охраниками в форме, которых я тогда по неведению принял за полицейских. А им надо было показать свою полезность, поэтому они принялись старательно разглядывать мои документы, что, как я потом понял, в их компетенцию вообще не входило. Такие, казалось бы, бесполезные охранники стоят возле ворот каждого государственного учреждения, университета, компании, даже отдельных желых комплексов и патрулируют территорию охраняемого объекта вечером и ночью. Это в основном молодые парни, не попавшие, к их великому сожалению, на действительную воинскую службу, но с большим удовольствием несущие службу во внутриведомственной охране, которая сильно отличается от нашей не только возрастом, но и тем, что эти ребята живут на полном содержании ведомства в казарме и фактически постоянно несут службу со всеми вытекающими последствиями, занимаясь и строевой, и физической, и военной подготовкой, поддерживая связь с соседним полицейским управлением. Хотя реально в большинстве своем вся их служба заключается лишь в том, чтобы, стоя вытянувшись у ворот, следить за тем, чтобы все едущие на велосипедах перед воротами слезали с него и проходили через ворота, ведя велосипеды в руках. Как ни странно, на водителей мотоциклов, а тем более автомобилей это правило не распространяется, хотя они едут на четырех колесах, а бедные велосипедисты только на двух. Но может быть как раз поэтому принципу и получается – бедные и должны выполнять дурацкие правила, установленные еще при царе Горохе, на богатых же, а тем более на чиновников, едущих в машинах, эти правила не распространяются. Такие воины внутриведомственной охраны наряду с полицейскими вполне могут считаться живым символом не только Пекина, но и всего Китая.

     Наконец, я попал в Шаоюань («Двор в виде ложки») – место специального проживания иностранных студентов и преподавателей в Пекинском университете, знакомое многим поколениям китаистов, получавшим знания в Пекине. Там я добрался до какого-то клерка, маленького молодого человека с ужасным произношением, который объяснил мне, что прибыл я очень поздно, отдельных комнат, положенных стажерам моего уровня, в общежитии уже не осталось, а поэтому мне предлагается то, что осталось на выбор: комната на двоих с русским студентом или с африканским. Расизмом я не страдал, нельзя сказать, что и патриотизм победил, просто, пребывая в течение нескольких дней в китайской экзотике, я был явно не готов к новой, поэтому уже через несколько минут мы стучали в дверь комнаты на первом этаже.

      Дверь долго не открывали, а потом показалась заспанное лицо русского парня с пышной шевелюрой – не стригся явно больше двух месяцев. Выяснилось, что меня тут не ждали, и в комнате он не один: на кровати, судя по всему, предназначавшейся мне, по-семейному расположились еще один парень и девушка, поэтому мне пришлось выйти, чтобы дать им возможность привести себя в порядок. Так я познакомился со студентами, приехавшими из Дальневосточного университета Владивостока. Как оказалось, друзья моего соседа приехали еще вчера из Института языков, хорошо погуляли и решили заночевать. Живописный беспорядок в комнате, некоторое количество пустых бутылок и общее безобразие ярко подтверждали правильность их слов, и повергли в полное расстройство мое и без того удрученное состояние. Я уже начинал жалеть, что побоялся африканской экзотики – российская экзотика явно превосходила всякую другую.

Немного придя в себя, я стал осматриваться. Обстановка в комнате была, можно сказать, нормальная. Две кровати, больше похожие на нары, во всяком случае настил деревянный без всяких там буржуазных сеток, ватный матрас тоже жесткий, ватное одеяло, малюсенькая подушечка, длинная, но неширокая, набита, как я понял, какой-то рисовой шелухой, во всяком случае жесткая, но наволочка есть. Под кроватью небольшой эмалированный тазик, в назначении которого я поначалу ошибся, приняв его за ночную вазу. Только потом узнал, что это в Китае один из очень важных элементов обихода в разного рода общежитиях и не только в них, поскольку имеет весьма широкое применение: в нем не только стирают, но и умываются по утрам, моют ноги и подмываются по вечерам. Справа и слева два небольших столика для занятий с настольными лампами, два стула времен покорения Крыма, примерно того же возраста и две этажерки для книг, два встроенных шкафа для одежды и два великолепных китайских термоса литра на два.

Бетонный пол, бетонные стены и потолок, металлическая решетка за окном, окно с тоненькими рамами со сквозными щелями наружу и разбитая фанерная дверь (почти с глазком). Все это больше смахивало на камеру. Кстати, как выяснилось позже, я был недалек от истины в своих предположениях, потому что как раз напротив моей комнаты была комната вахтера-охранника, а чуть дальше по коридору и целая казарма для этих парней из внутриведомственной охраны. Но во всем этом я разобрался уже позже.