Владимир Гузенко. Ливия. Часть четвертая из дневника Dudchenko Vladimir

Часть четвертая:  Жандармы и «Жандарм»

На следующий день после встречи с Каддафи мы с Бандурой с утра помчались в штаб округа. Бандура вел Тойоту и всю дорогу восхищался машиной и стонал, что вот как все получается, - только избавились от ККК, только начали настоящим делом заниматься, а не «му-му» гонять, только начала жизнь в лучшую сторону меняться, имея ввиду и машину, и обещанные Каддафи деньги, а тут на тебе, собирай чемоданы и уезжай. Командующий нас принял сразу, в кабинете никого, кроме нас, не было, Генерал Салех вышел из-за стола, поздоровался и сел в кресло рядом с нами. Сразу же принесли кофе, и началась неофициальная дружеская беседа. Генерал был в великолепном настроении после встречи с Лидером, который сказал, чтобы мы все – генерал обвел всю нашу группу рукой, - продолжали в том же духе. Самое главное – он утвердил все наши планы и предоставил командующему неограниченные полномочия по их реализации. Лидер обещал прислать помощь и поддержку – людьми, техникой, финансами. Основная задача – не только остановить полковника Халифу, не допустить мятежников на территорию Ливии, но и восстановить боевой потенциал округа, превратив его в особый пограничный округ на угрожаемом направлении. Генерал был чрезвычайно доволен, фактически он стал первым по значимости среди командующих округов, вырвался вперед, обойдя даже командующего самого привилегированного столичного Триполийского округа. Помогла ему в этом и разведсводка с той стороны, от агентов в лагерях Халифы.

Мятежники не были единой силой, они только формально подчинялись военному руководству, возглавляемому полковником Халифа. Реально же это была достаточно большая, но рыхлая банда типа Сечи Запорожской. Среди руководителей так называемых «частей» и «подразделений» мятежников не было единого мнения в отношении вторжения. Точнее, они сходились только в одном – вторжение необходимо, но когда и как – тут мнения расходились. Основная масса требовала немедленного выступления, и здесь приводились очень весомые доводы. В-первых, упущенное время уже позволило ливийцам укрепить оборону границы, во-вторых, и это главное, они стремились использовать доброе к ним отношение египетского руководства, справедливо опасаясь, что это отношение может резко измениться. Каддафи под большим секретом сообщил командующему, а тот, под таким же большим секретом, сообщил нам, что сейчас ливийская разведка пытается активизировать собственных египетских фундаменталистов на активные действия против руководства Египта. Тогда Хосни Мубарак серьезно задумается – а стоит ли поддерживать чужих, ливийских, фундаменталистов, когда он борется со своими, египетскими? И не являются ли выступления своих следствием его помощи чужим?

Разведсводка сообщала о том, что некоторые главари банд намерены действовать самостоятельно, следует уже в ближайшее время ожидать просачивания на территорию Ливии отдельных групп и отрядов, скорее всего, через пустыню. Командующий, встав, походив по кабинету, высказал свое мнение, что и второй раунд мы начинаем выигрывать. Если в первом раунде мы заставили мятежников отложить вторжение и начать глубокую подготовку к нему, давая нам время на организацию обороны, то сейчас  наши действия вызвали раскол в их рядах, положив начало дроблению их сил. Новость была хорошая.

Командующий еще раз потряс нам руки и, со словами «Спасибо», направил нас к начфину, у него мол, все для вас готово. Начфин действительно выдал нам причитающиеся суммы, радостно попутно сообщив, что эти деньги ему приказано возместить округу за счет бюджета военно-строительной организации… Такие вот дела, пограбили строителей, да еще, получается, и подставили их...

Я отвез Бандуру домой, где он, пересев на «Лэндровер», поехал закупать подарки для дома, толстые пачки динар вскружили-таки ему голову и работать сегодня вряд ли он сможет, не до того ему сейчас… Да и завтра тоже. А я решил навестить батальон жандармерии, надо было с ними обсудить вопросы взаимодействия. Батальон округу не подчиняется, у него свои, специфические задачи – охрана стратегических объектов, но в случае высадки воздушных десантов в зоне его ответственности мы должны точно знать – где, как и чем он будет действовать.

Батальон жандармерии располагался недалеко от городка Восточного пехотного батальона в бывшей резиденции короля Ливии Идриса Синнуси. На большой, очень зеленой территории стояли два дворца короля и множество старых одноэтажных построек.   Этот батальон был самой боеспособной частью в округе, укомплектован на 100% как личным составом, так и техникой. Помимо двух охранных рот в его состав входила рота специального назначения, рота БМП, зенитная батарея, рота тяжелого вооружения (правда, что в ней было, я так и не узнал) и несколько более мелких подразделения непонятного назначения. Вся техника была в идеальном состоянии, мы ее еще при ККК проверили однажды по просьбе начальника штаба. С начштаба батальона мы нашли общий язык, всегда доброжелательный, веселый и предупредительный, он непременно останавливался при встречах в городе, чтобы поприветствовать и перекинутся парой фраз. Вот к нему-то я и поехал.

Дежурный сержант на КПП сел ко мне в машину и проводил меня по извилистым дорожкам великолепного парка к главному королевскому дворцу. Одноэтажное, несколько вычурное здание в мавританском стиле было явно древнего происхождения и великолепно смотрелось на фоне синего моря. Внутри оно также здорово походило именно на обжитой королевский дворец, а не на безвкусные голливудские декорации… Тяжелая резная мебель темного, почти черного цвета, гобелены на стенах, толстые ковры на полу, множество непонятных, изящных и привлекательных вещичек, все это создавало неповторимую атмосферу сказок «Тысячи и одной ночи».

Начальник штаба батальона, высокий стройный майор с необыкновенно белым лицом, ждал меня в большой комнате, сидя за круглым инкрустированным столом, за который он  пригласил и меня. Мы обменялись приветствиями, дежурными фразами вежливости, без которых ни один араб не начнет работу. Заметив, что я продолжаю внимательно осматривать большую со вкусом обставленную музейной мебелью комнату, майор произнес: «Нравится? Это бывший кабинет короля Идриса. Вон за тем столом, - он показал на небольшой письменный стол в углу комнаты, - он подписывал свои указы.. Там еще его ручка сохранилась...» «Вам бы здесь музей открыть, а не казармы…» - я запнулся, опасаясь обидеть хозяина, но он со смехом закончил мою фразу: «Жандармов? Так именно мы и охраняем эти реликвии. Мы всё охраняем! Пусти сюда так называемый народ – и в миг он все растащит. Мы – хранители! Здесь все подлинное, уникальное, ценное!» Но уже через несколько минут он опроверг сам себя. Мое внимание привлекла висевшая в рамке на стене небольшая карта Средиземноморья. Нарисована она была вручную в стиле 16-17 века, надписи на потемневшей от времени бумаге были на португальском языке. Карта была явно старинная, не подделка, я в этом немного разбираюсь, недаром же несколько лет проработал в Историческом музее в Москве. И все же я спросил: «И эта тоже настоящая?» Майор ответил вопросом: «Нравится? Мне тоже… И королю нравилась, если он ее на особое место повесил… Конечно, настоящая, здесь нет подделок!» Неожиданно он подошел к карте, аккуратно снял ее со стены и протянул мне со словами: «Бери, дарю на память!» Я удивился: «Вы же хранители! Вы не можете раздаривать…» «Настоящему другу и ценителю подарить ничего не жалко…» Так эта карта оказалась у меня. Да-с, действительно жандармы… Хранители…

Мы вернулись за стол и перешли к обсуждению вопросов взаимодействия. Майор встал и из ящика королевского письменного стола достал карту Тобрука, разложил ее передо мной. На карте была нанесена обстановка – посты охраны, выделены охраняемые объекты, намечены маршруты патрулирования, в общем, на ней многое было нанесено. Майор предельно коротко, но очень ясно обрисовал мне положение батальона, зоны его ответственности, порядок действий при чрезвычайных ситуациях. Охрана объектов осуществляется силами 2 рот охраны.  При этом на объектах находится одна рота, вторая в это время является резервом и выделяет дежурный взвод, который круглосуточно находится в полной боевой готовности. Рота БМП – резерв командира, в ней тоже выделяется дежурный взвод. Рота спецназначения работает самостоятельно – ведет разведку, патрулирует местность, город, осуществляет спецмероприятия (аресты), в ее составе есть саперы, способные разобраться с минами и прочими взрывающимися ловушками. Рота тяжелого вооружения, как и зенитная батарея (счетверенные пулеметные зенитные установки ЗПУ-4 и несколько «Шилок») обычно придаются ротам на объектах. Одним словом, Тобрук и его окрестности были практически целиком перекрыты   батальоном жандармерии и, в случае высадки десанта противника, этот батальон мог дать им хороший отпор, но только в интересах охраняемых объектов! Мы договорились, что части округа возьмут на себя внешний периметр обороны, а внутри города будут действовать подразделения жандармерии и территориальных войск, хотя это не исключает взаимопомощи и поддержки друг друга. Вопросы связи, оповещения, обмена разведывательной информацией начальник штаба отработает сам совместно с начштаба округа.

Все проблемы к моему удовлетворению были решены и я, собираясь уже откланяться, спросил: «Есть ли у вас какие-нибудь вопросы ко мне?» Майор кивнул головой и, откинувшись на спинку кресла, сказал: «Я хорошо помню, как вы помогли нам однажды с ремонтом БМП. Не могли бы ваши специалисты сейчас пристрелять БМП, я имею ввиду прежде всего пушки, да и пулеметы тоже, а также ЗПУ-4?» Я задумался. Пулеметы, в том числе и ЗПУ, я мог бы пристрелять и сам, правда, забыл уже который ствол в ЗПУ основной…, кажется левый нижний, мы этим занимались в училище в Одессе с нашими слушателями (помнишь, я писал тебе, что переводя, мы сами обучались?). А вот пушки БМП… Теоретически я знал, как это сделать, но практически ни разу не работал. Впрочем, вопрос был поставлен о «специалистах», оно и понятно, нужны «хабиры», эксперты, а не любители… «Хорошо. У нас сейчас в Бардии работает группа специалистов, чехи и русские. Там есть артвооруженец. Командующий продлил им командировку, но они, по-моему, уже завершают работу. Если командующий разрешит, я привезу артвооруженца к вам, он, кстати, очень хороший «хабир». Майор широко улыбнулся: «А если не разрешит?» Я засмеялся и ответил: «Такого быть не может. А если и случится, то я привезу его просто так, но тогда вам придется оплатить ему командировку, поставить на довольствие, ну, и все такое прочее – рабочая одежда, жилье…» Майор рассмеялся: «Он получит все это даже в том случае, если командующий даст «добро». И последний вопрос, Владимир. Сколько нам надо подготовить боеприпасов для пристрелки орудий БМП?» Я задумался, припоминая теорию, что ж мы там говорили по этому поводу? Кажется, три снаряда на ствол… Или мне это кажется, не помню. Ладно, возьмем с запасом: «Готовьте по 10 снарядов на машину». В это время сбоку открылась дверь и в комнату уверенно вошел… непонятно кто… В длинной английской шинели до пят с поднятым воротником, наброшенной на плечи, вошел весь помятый, неделю не бритый военный, который уверенно уселся на диван, потом, подвинув подушки, полулегся на них. Ни слова он не сказал, а майор, взглянув на него, продолжал разговор. Интересная личность, старшина, наверное, какой-то. У арабов свои, специфические, понятия о дисциплине. Решив не обращать на него внимания, я продолжил: «Десять. Это с запасом. На одних машинах обойдемся тремя, ну, четырьмя, на других расход может быть больше». «Владимир! Сто штук! Это же много!» - воскликнул майор. Неожиданно со стороны дивана раздался хриплый, но громкий голос: «Я дам сто снарядов». Я с удивлением посмотрел на это чудо в перьях, которое решило заговорить, да еще таким хозяйским голосом. Начштаба неожиданно встал и торжественным голосом заявил: «Прошу меня извинить, Владимир, за то, что я не представил вам командира батальона жандармерии, полковника…» (Он назвал его имя, но память моя, увы, не сохранила его.). Полковник тоже встал, пожал мне руку, сказав традиционную фразу: «Ахлян ва сахлян, добро пожаловать». Так я познакомился и с командиром батальона, старым другом Лидера, его наперсником и приятелем. Потом уже он показывал мне фотографии, где он был снят вместе с Лидером. Что интересно, так это то, что Лидером на них выглядел именно полковник, а не Каддафи. Уже после, в 90-е, мои тунисские друзья-подпольщики рассказали мне удивительную вещь. Я потом, вернувшись в Триполи, проверил ее у Абдаллы Синнуси, он ее подтвердил. Короче говоря, Лидер не есть лидер, он равный среди равных внутри «джамаа», группы, хунты, которая заправляет всеми делами. В нее входят 10-12 человек и они признают только формальное внешнее, представительское лидерство Лидера, оставаясь в его тени. В конце 70-х «джамаа» отстранили Каддафи от власти, ему было запрещено заниматься политикой, выступать перед СМИ, запретили ему встречаться с главами иностранных государств, даже в аэропорт запретили ездить. Разрешили ему только заниматься идеологией и воспитанием молодежи. Вот тогда-то он и написал свою «Зеленую книгу». Потом он вернулся в лидерство, точнее, его вернули, но внутри хунты он оставался и остается по сей день только равным среди равных. Потому-то полковник на этих фотографиях и выглядел лидером рядом с Каддафи, ибо он был равен ему, он был членом «джамаа». Но это я понял уже много позднее.

Полковник и майор, начальник штаба, проводили меня до машины, мы договорились, что через день-два я привезу им артвооруженца, а они в один голос приглашали заезжать к ним почаще на чашечку кофе. Потом это доброе знакомство принесло и мне, и нам, очень много полезного. Я спешил домой, хотелось поделиться с Бандурой результатами этого визита и дать ему возможность похвастаться покупками. Но Бандура меня встретил хмурым и озабоченным. «Приехали генералы из Триполи. Завтра на Шарике в 16.00 сбор всех. Будет общее партсобрание. Жданов прислал посыльного, чтобы сообщить эту радостную новость. Но меня пугает, что посыльный, капитан Розанов, ты его знаешь, со слов Жданова сказал, чтобы Гузенко был обязательно» «С чего это они персональное приглашение шлют? Никогда такого не было» «Вот и я думаю – с чего? Может, про нашу самодеятельность прослышали?» «Не, самодеятельностью она была только в самом начале, а дальше мы работали только по плану командующего. Согласись, мы, группа специалистов штаба округа,  не можем работать вопреки его планам? Или поперек?» «Ага, - согласился Бандура, - как и перпендикулярно им тоже». Мы посмеялись невесело, а потом махнули рукой – будут неприятности, если будут, то только завтра, тогда и расстроимся. А сейчас, как заорал громовым голосом Бандура, «команде петь песни и веселиться!» Тут, как всегда весьма кстати и Абдо Раззак появился с красивой черной литровой бутылкой великолепного итальянского спирта. Все проблемы были забыты.

Утром, как обычно, мы со свежей головой (после итальянского спирта голова не болит и чувствуешь себя отлично) приехали в штаб округа. Бандура побежал к артиллеристу уточнить некоторые моменты, а я пошел к командующему, чтобы доложить ему результаты переговоров с жандармами и появившиеся у меня вчера вечером новые мысли, навеянные этим замечательным итальянским напитком…

Командующего я нашел в бункере, в оперативном отделе. Бункер хорошо охранялся, везде стоят часовые, но моя таарифа действовала и на них.  В оперативной комнате царило непонятное мне возбуждение. Командующий объяснил, что вчера вечером  в пустыне, примерно на полпути из Бардии в Джагбуб, прорвалась крупная банда, численностью около 200 человек (по оценке патрульных из 7-й пустынной бригады). Патрули следовали за ними, но ночью потеряли  их. Утром пара Мигов-23 их обнаружила, атаковала, передала координаты банды. Сейчас мятежников обрабатывают вертолеты и МиГи. Патрули держатся в стороне. Начальник оперативного отдела предлагает вертолетами перебросить пехоту, но банда на машинах, просто оторвется от пехоты и уйдет в пустыню. Новость действительно тревожная.

Я доложил командующему о разговоре с начальником штаба батальона жандармерии и предложил следующее. Если уж жандармы перекрыли весь Тобрук, то нам внутри его делать нечего, возьмем на себя только внешний периметр, подходы, пустыню, а в помощь жандармам надо придать территориальные роты. Командующий задумался, потом сказал, что вся эта затея с территориальными войсками ему не нравится. Ополченцы должны отмобилизовать 9 пехотных рот и две противотанковые батареи за 8 часов после объявления мобилизации. Но мобилизационные учения не проводились ни разу, роты существуют только на бумаге. «Следовательно, - делает вывод командующий, – в ближайшие же дни поднимем территориалов по тревоге, посмотрим, на что они годны.»  Забегая вперед, скажу, что учения были проведены. Вместо 8 часов по планам удалось собрать 7 рот и одну батарею к концу третьих суток (!), что вызвало отставку командующего территориальными войсками Восточной провинции. Новый командующий, временно назначенный генералом Салехом из офицеров штаба округа, устраивал учения каждую неделю, добившись значительных успехов. Каждой роте была определена задача, налажено взаимодействие между ними, с батальоном жандармерии, с округом. Но реальной силой территориалов, мы, увы, считать не могли, хотя дыры и бреши в обороне города они заткнули.

На Шарик мы ехали с Бандурой молча, наговорились уже. Приехали вовремя, народ еще только подтягивался к залу. Мы постарались занять места, как всегда на таких мероприятиях, в задних рядах. Партсобрание объединенной организации гарнизона Тобрук выглядело солидным – около полутора сотни коммунистов из военных специалистов, инженеров и рабочих судоремонтного завода, моряков, строителей. Ко мне подошел секретарь объединенной парторганизации и попросил меня выступить. «Повестка хоть какая?» «Будем обсуждать обращение ЦК КПСС к специалистам в Ливии. Доклад сделает начальник политотдела генерал Бельцев» «А о чем обращение-то? Надо ж хоть вчерне прикинуть выступление…?» «Не знаю, послушаем, а там по обстановке сообразишь что сказать…» Я и сообразил, и я сказал, и чуть не вылетел из партии, из Ливии, из армии…

Генерал Бельцев начал свое выступления фразами, которые я называю «карточкой лояльности» - о том высоком доверии, которое нам оказали партия и правительство, направив за рубежи нашей Родины для выполнения своего интернационального долга и т.д., и т.п. Вообще-то такие «карточки» распространены повсеместно. Возьми арабские армии – на столе у каждого офицера  увидишь Коран, это «карточки лояльности» режиму, он как бы подчеркивает этим, что он свой, он правоверный мусульманин. У нас это могут быть обязательные фразы первого абзаца любого выступления, любой статьи в военном журнале, в газете. Даже в нашем училище для иностранцев от нас требовали «партийность» в преподавании. Мне очень хорошо врезался в память один образец такой «партийности». Преподаватель огневой подготовки на занятии по изучению автомата Калашникова первую фразу («карточку лояльности») произнес быстро, скороговоркой: «Товарищи слушатели! Коммунистическая партия Советского Союза уделяет огромное внимание обеспечению Советских Вооруженных Сил передовым вооружением и боевой техникой. Поэтому, - здесь он повысил голос, тожественно объявляя, – автомат Калашникова состоит из следующих основных частей…» Такая вот партийность…

Под усыпляющий голос Бельцева, произносящего общие фразы, мои мысли потекли в своем направлении. Мне не давала покоя эта банда. Скорее всего, у одного из атаманов просто не выдержали нервы, и он решил на свой страх и риск в одиночку устроить революцию. А если нет? Если у него конкретная задача или серия задач? А если это разведка боем по плану Халифы? Нужен пленный, язык… А как его возьмешь с вертолета… Кстати, под Бейдой стоит подразделение парашютистов… может их привлечь, выбрасывать их вертолетами на путях таких вот банд, пусть разбираются с ними. Ребята он тренированные, натасканные, элита, одним словом. Надо подсказать генералу Салеху… Хотя парашютисты подчинены главному командованию, Триполи…. А с другой стороны Лидер дал же командующему карт-бланш… И зачем будут нужны парашютисты, когда загорится весь дом… Да, надо их использовать, пусть поработают по специальности, это им хорошая тренировка будет.

Ухо мое уловило изменение тональности в речи Бельцева и я прислушался. Бельцев же, выйдя из-за трибунки, подошел к первым рядам зала и, понизив голос, доверительно сообщил собранию: «Товарищи коммунисты! Центральный Комитет нашей партии вынужден обратиться к вам всем с очень важным в создавшейся обстановке обращением. Именно к вам, работающим в этой стране, в Ливии, в трудных и напряженных условиях, обращается ЦК!» Я насторожился. В голове быстро пробежала цепочка мыслей…Сейчас речь пойдет о напряженной обстановке на границе, о возможной войне, интересно, что в этом случае нам предложит ЦК? Но все равно хорошо, что в Москве знают обо всем, может быть и меры какие-нибудь примут, не бросят же нас здесь на съедение фундаменталистам!.. Но то, что я услышал от Бельцева, повергло меня в ступор, я не понял, может быть я ослышался? Но нет, он продолжает в том же духе! «Центральный Комитет очень беспокоит наличие в Ливии большого количества вышедшей из строя советской боевой техники. Это наносит ущерб нашей репутации, репутации Советского Союза, его армии, поэтому ЦК призывает вас всех – немедленно, засучив рукава, взяться за ремонт этой техники. Показать этим лентяям арабам как надо работать!» Они что там, совсем з глузду съехали? Здесь вот-вот война начнется, а мы, всё бросив, с отвертками и гаечными ключами полезем технику ремонтировать? Меня аж затрясло, мне это не нравится, здесь что-то не то. Неужели Бельцев не информировал Главпур об обстановке в Тобруке? Быть этого не может! И когда открыли прения, я выступил, первым. Начал я довольно спокойно, но потом меня понесло…

«Я всегда с уважением относился ко всем директивам и заявлениям Центрального Комитета, считая его истинно направляющей, а потом уже и руководящей силой нашего общества, - начал я с «карточки лояльности, - но в данном случае мне несколько неясен механизм реализации нашей помощи ЦК в этом деле.  Я готов откликнуться на этот призыв, но что конкретно я должен сделать? На авиабазе сейчас у нас сидит новая эскадрилья Миг-23, насколько я знаю, они все исправны. Да меня и не допустят без специального допуска к ремонту самолета! Может быть, дивизии ПВО требуется помощь? Но все радары в ней работают, пусковые установки в полном порядке, ракеты в соответствии с графиком проходят регламенты. Может быть, полковник Жданов что-то утаил от нас? Не думаю, есть, конечно, шероховатости, но они всегда устраняются и все дивизионы полностью боеготовы. Я правильно говорю, товарищ Жданов?» Полковник Жданов, как начальник гарнизона, был приглашен в президиум, сидел у всех на виду. «Совершено точно, все дивизионы в полной боевой готовности. Даже маленькие дивизионы, «Печора», в связи обострением обстановки поставлены на боевое дежурство». Не знаю, отметил ли Бельцев этот нюанс – «в связи с обострением обстановки»... Я продолжал: «Может быть у моряков проблемы, катера на грани затопления? Не слышал, вроде все на ходу, а если что и выходит из строя, так в Тобруке новый судоремонтный завод, а на нем работаю наши великолепнейшие специалисты, - я обвел зал рукой, отмечая, что многие закивали головой, - и они ремонтируют катера и без обращения ЦК, это их обязанность, долг, это их кусок хлеба. Может быть у нас, в Сухопутных войсках, сложилась безысходная обстановка, требующая немедленного привлечения всех наших специалистов к ремонту танков и БМП? Нет, процент выхода боевой техники из строя в округе не превышает нормы… Правда, в тяжелом транспортном батальон стоит порядка 80% автомобилей, но это только «Мерседесы», «МАНы», «Вольво», а 20% рабочей, двигающейся техники – советские КРАЗы и МАЗы. Так что конкретно от нас хочет ЦК, товарищ генерал? Лично я считаю, что в данном случае это очень вредное и неумное обращение, оно совершенно не по адресу, и совершенно несвоевременно!» Бельцев дернулся: «Не забывайтесь! Вы говорите о ЦК, о высшем партийном органе!» Я продолжил: «И в ЦК работают люди, которым свойственно ошибаться и, скорее всего, это обращение не Центрального Комитета, а одного из чиновников, который, не являясь членом ЦК, выступает от его имени. И я, кажется, даже знаю кто это… А, кстати, товарищ генерал, вы не могли бы нам продемонстрировать это письмо? Ах, нет с собой… Печально, печально…. Я вам не верю, товарищ генерал. В ваши обязанности входит информирование Главпура, как отдела ЦК, о военно-политической обстановке в Ливии. И если в обращении ни слова не сказано о той напряженности, в которой сейчас живет Тобрук, ожидая со дня на день вторжения банд исламских фундаменталистов, то это означает, что либо ЦК нас просто бросает здесь, не предпринимая никаких мер, в том числе и политических, либо ЦК об этом ничего не знает. Вы информировали Главпур об этом?» Генерал, лицо которого стало совершенно багровым, смотрел на меня сузившимися от бешенства глазами: «Я не обязан отчитываться перед вами о своей работе!» «Понимаю, это означает, что ни вы, и, соответственно, ни генерал Платов ЦК не информировали, и он просто не в курсе… А ведь обстановка такая, что вам ведь потом придется отвечать за свою бездеятельность» Генерал вскочил на ноги: «Вы обвиняете меня!!!??? Может, и генерала Платова тоже???» Это уже чисто политотдельский ход – переключить на Платова, чтобы потом доложить ему, что «этот щенок на вас хвост поднял!» Надо продолжать, а то он, чего доброго, наломает дров. Я ответил: «Генерал Платов очень уважаемый  всеми командир и он хорошо знает, что как командир-единоначальник он несет личную, персональную ответственность за все, что творится в его хозяйстве, в том числе и за результаты деятельности или бездеятельности своих ближайших помощников и заместителей». Я сказал это, глядя в упор в глаза Бельцева. Он взгляда не выдержал, отвел глаза в сторону и крикнул: «Все! Хватит! Садитесь!» «Извините, товарищ генерал, но мы не на совещании, мы на партсобрании и у меня еще по регламенту…, - я посмотрел на часы, - да, еще минута есть. Я хочу обратиться ко всем коммунистам. Обстановка напряженная и взрывоопасная. На территории Египта собралась целая армия, почти 40 тысяч исламских фундаменталистов. Среди них есть военные и неплохие военные. Командование округа предпринимает все меры, чтобы не допустить вторжения. Поэтому наша задача, каждого из нас, - засучив рукава, на своем месте, сделать все, чтобы организовать устойчивую оборону части, подразделения, базы, города. Помочь ливийским командирам в этом, внимательно следить за обстановкой в частях, не давать им расслабляться. Спасибо за внимание».

Выступить захотели многие, но все они как бы забыли об обращении ЦК и просто давали собравшимся отчеты о состоянии дел в своих подразделениях, на своих участках, некоторые прямо говорили о том, что полностью поддерживают мое выступление… У всех техника была в порядке и они не видели необходимости аврала, который им пытался навязать Бельцев.  Бандура, который сидел рядом со мной, шептал мне в ухо: «Ну, ты дурной, ты что – перепил вчера что ли? Тебя же сейчас выставят из Ливии в 24 часа. Он же теперь тебя живьем съест!» Я сидел мрачный, внутри все кипело, но и я осознавал, что Бельцев меня так просто не отпустит, особенно после этого его провала, он мужик мстительный.

Во время перерыва, ко мне подошел невысокий худощавый человек в сером костюме, он сидел в президиуме, но видел я его в первый раз, наверно какой-то офицер из Аппарата. Прикурив сигарету, он обратился ко мне: «Владимир Витальевич! А вы не перегнули палку? В принципе, я со всеми вашими доводами согласен, но можно было сделать это как-то по другому…» «Извините, - ответил я ему, - не имею чести знать вас. Представьтесь.» «О, прошу прощения. Я новый секретарь объединенной парторганизации по Ливии подполковник…» - он назвал фамилию, но у меня она в голове так и не всплывает сейчас, помню, что звали его Сергей Николаевич… «А, вы тот самый секретарь, которого назначило ЦК, а мы потом задним числом вас и избрали» «Не надо так. Это уже традиция, неправильная, конечно, как и многое у нас…» Эта фраза меня расположила к нему. Скажу тебе, что после этой встречи мы с ним подружились. Каждый раз, приезжая в Тобрук, он искал встречи со мной, чтобы, как он говорил, «посоветоваться». Разговаривали мы с ним часами, обсуждали «перестройку» и то, чем она нам грозит. И он действительно советовался со мной по многим вопросам. Только однажды мы с ним поругались, но об этом потом как-нибудь при случае. «Знаете, Сергей Николаевич, возможно, мое выступление было несколько резковатым, но я ненавижу политкорректность, выдуманную только для того, чтобы не говорить правду, чтобы замазывать истину. Бельцев ничего о стране не знает! Но информирует ЦК! Я могу после этого доверять ЦК, по крайней мере, в вопросах Ливии? Нет, не могу. С моей точки зрения такая позиция Бельцева граничит с преступлением, с изменой. Нас тут резать собираются, а он в роли стороннего наблюдателя будет потом только трупы подсчитывать». «Неужели все так серьезно?» «Очень серьезно. Вот сейчас, в эти минуты, вертолеты добивают крупную банду, которая прорвалась недалеко через границу. Надеюсь, что добили» «Откуда эта информация?» «Я же работаю в штабе округа…» «Только зря вы сказали об этом в зале, там же сидят гражданские люди, могут запаниковать…» «Они все – коммунисты и делить их на категории нельзя, особенно сейчас, когда мы все в одном положении…» «В каком?» «Потенциальные жертвы, если ничего делать не будем..»

Нас позвали в зал. Резолюцию приняли сдержанную. «Заслушав и обсудив доклад генерала Бельцева об обращении ЦК к коммунистам в составе корпуса советских военных специалистов в Ливии, коммунисты объединенной парторганизации Тобрука заверяют Центральный Комитет партии в том, что они предпримут все, что в их силах, чтобы не допустить выхода из строя советской боевой техники, которая в настоящее время полностью боеготова…»  Вот такой вот щелчок по носу…. И Бельцеву, и самому ЦК…

Уже стемнело, когда мы с Бандурой медленно шли по дорожке «Шарика» к своей машине. На душе было погано, а тут еще Бандура непрерывно гудел над ухом: «Ну ты дурной… Ну ты и псих ненормальный…» Это я знал и без него, сказал бы что-нибудь другое, успокоил бы… Хотя что тут скажешь-то….  Неожиданно из темноты, из-за угла генеральского домика, навстречу вышел Бельцев и, не останавливаясь, произнес: «Гузенко, идите за мной!» Голос ничего хорошего не предвещал, и я был благодарен Бандуре, который ободряюще пожал мой локоть и прошептал: «Только спокойнее…» Генерал быстрым и уверенным шагом привел меня в курилку возле генеральской «резиденции». Я шел за ним и думал, что вот начинается второй раунд, но теперь уже не на арене партсобрания, где мы, хоть и формально, но были равны. Теперь, когда собрание кончилось, начинаются жесткие армейские будни, и генерал вновь стал генералом, а я как был, так и остался «бездельником-переводчиком». Бытовало тогда среди генералитета такое мнение, что переводчики «ни хрена не делают, только языком болтают…»

Бельцев сел на скамейку и хмуро смотрел на меня, смотрел долго, изучающее. Я стоял перед ним, просчитывая варианты беседы. Политработники, в особенности же их генералы, величайшие мастера казуистики, спорить с ними невозможно, они любое твое слово выворачивают наизнанку и обращают против тебя. И если ты попадаешь на их удочку, отвечаешь и говоришь по их правилам, следуя в заданной ими тематике и тональности, то ты проигрываешь сразу же и бесспорно. Разрушить их политико-идеологические словесные кружева можно лишь только грубой конкретикой, грубыми фактами, наглым ответным давлением. Они же – политработники, привыкшие к интригам, значит, будем играть в интригу, будем давить, будем блефовать…. Зря он молчит и дает мне собраться с мыслями…

Бельцев осмотрелся – вокруг никого не было, мы были одни, значит, разговор будет острым, без свидетелей. «Я еще в Триполи наметил себе провести с вами беседу, - начал Бельцев, - к которой меня подтолкнула встреча с полковником Королевым»…. А-а, вот откуда ноги растут, привет от ККК с «того света», значит, в Триполи он успел здорово нагадить. Нет, таки правильно его Елена Павловна выставила вон… Кстати, это объясняет и «персональное приглашение» на партсобрание…. А Бельцев продолжал: «Я ему, честно  говоря, не очень-то поверил. Ну не может быть среди советских офицеров, среди старших офицеров, коммунистов, такого человека, которого он нарисовал. Да, не поверил, - Бельцев повысил голос, - но я ошибся, здорово ошибся, ибо полковник Королев, оказывается, просто смягчил вашу характеристику, на самом деле, как я убедился сегодня, вы гораздо хуже и опаснее!»  Интересно бы все-таки узнать, что ему наплел там этот куклуксклановец… «В общем так, проводить с вами воспитательную беседу, как сначала собирался, я не буду, бесполезно. Вас надо просто гнать, гнать из партии, гнать из армии…» Он начал заводиться, и я решил его слегка подогреть, прежде чем нанести ему удар. «Месть за критику на партсобрании? И вы еще считаете себя коммунистом?» «Ах ты…!» – Генерал остановился, не произнес кто я есмь в его глазах, затем, махнув рукой, продолжил – «Бесполезно говорить с тобой. В общем, в партии тебе не быть, я буду ставить вопрос выше о твоем исключении. И мой совет – собирай чемоданы, что б по первому же звонку сразу быть в Триполи. А я, - он злорадно ухмыльнулся, - подготовлю все документы, чтобы в Москве тебя с позором выгнали из армии вообще. С позором!!!». Пора наносить удар, иначе он свернет разговор. «В отношении чемоданов и первого же звонка… Вам, товарищ генерал, придется вызывать взвод морской пехоты, чтобы доставить меня в Триполи». Ага, в глазах мелькнуло недоумение, не ожидал, продолжим. «А вызвать вы его сможете только с кораблей Средиземноморской эскадры, которой командует… Вы знаете чей сын… Заодно и поинтересуетесь, что он может сказать о Гузенко, он вам скажет.. Если захочет, конечно…» Бельцев не ожидал такого поворота и поэтому только спросил: «А чей он сын?» «А вы не ленитесь, потрудитесь сами все узнать, а потом хорошенько подумать. А я тем временем подготовлю ему письмо об этом партсобрании и вашей антипартийной политике в такой момент. Пусть он его отцу покажет… Какой вы к черту политработник!!! Вы просто партийный жандарм, хранитель устоев, впрочем, и жа<